Ожидание Рождества — чаяние всецелой свободы

Источник: http://www.pravmir.ru/o-svobode/#ixzz3NwLuGVaq

Священник Максим Вараев | 05 января 2015 г.

В преддверии Рождества вспомним, что Христос пришёл, чтобы освободить человека и примирить его с Собой – эту прописную истину, известную любому хоть мало-мальски знакомому с христианским вероучением. Вспомним о том, что спасение понимается нами именно как освобождение от той ограниченности нашего бытия, которая является следствием отпадения человека от Бога.

Человеческая свобода – это фундаментальная ценность христианства, то, что было принесено им в мир, то, что лежит в основании всей европейской культуры. Ведь в дохристианской картине мира, как впрочем и в постхристианской, царствует закон необходимости, будь это закон кармы, сила судьбы или рока, предопределение или любой из видов современного детерминизма: марксистский, фрейдистский, расовый, геополитический и тому подобное – всё это на глубине своей несовместимо с верою в живого Христа, который становится человеком, для того чтобы сам человек, то есть каждый из нас, стал богом по благодати, преодолел предел своего естества, перерос всё то, что удерживает его здесь своею властью земного притяжения.

Священник Максим Вараев

Поэтому ожидание Рождества в Церкви так связано с чаянием всецелой свободы, к которой призван каждый от начала бытия мира.

К сожалению наше время всё настойчивее диктует нам необходимость говорить о свободе, и от этого не уйти, хотя в жизни духа молчание почти всегда предпочтительнее. Но цена вопроса слишком велика, ведь отказ от свободы — это отказ от самоопределения в вечности, то есть отказ от соучастия в собственном спасении. Для природы, повреждённой грехом естественно стремление к рабскому состоянию, в котором, вопреки распостранённой точке зрения, обыватель себя  наиболее комфортно чувствует. Поэтому обретение, говоря пушкинским языком, своего «самостояния » — это задача в первую очередь аскетическая, очень часто связанная с жертвой своим благополучием и психологическим комфортом.

Известно, что любой социум вырабатывает механизмы подавления свободы, есть они и в сегодняшней Церкви, которая в той или иной степени разделяет недуги общества в целом, поэтому человек, живущий свободно зачастую обречён на непонимание со стороны окружающих, примеры чего мы неоднократно встречаем в Священном Писании и церковной истории. Но и современность предлагает нам всевозможные варианты порабощения себя не только своему малодушию, но ещё многим другим вещам, среди которых упомянем: любую из политических идеологий, церковный устав, молитвенное правило, духовника или старца, начальство (в том числе и церковное),  и так далее.

Нам не стоит забывать о том, что суббота для человека, а не человек для субботы, а ещё то, что ценность всего в этом мире определяется степенью сопричастности Богу, и каждый человек, как наиболее сродственный Ему элемент мироздания – это высшая святыня после самого Творца. Образ Божий в каждом из нас хоть и замутнён, но неизменно присутствует, поэтому и не уважение к человеческому выбору, или наоборот подавление своей свободы, является непозволительным преступлением против Божественного промысла, что впрочем не означает того, что злая воля при крайней необходимости не должна быть ограничена внешней силою.

Уже давно замечено, когда в церковной среде заходит речь о ценности свободы — в первую  очередь всегда озвучивается следующее сентенция — «свобода — это свобода от греха» и ещё что-то говорится про «вседозволенность». Но главный пророк христианского либерализма (от лат. libero — свобода) апостол Павел говорит об ином понимании этой христианской добродетели. Дарованная Христом свобода, к стоянию в которой, призван каждый верный член Церкви, заключается в освобождении от любого принуждения в духовной жизни, о того, что названо игом закона.

Грех побеждается не внешним запретом или ограничением, что ещё больше порабощает человека, но дерзновением ко Христу, эту мысль  Августин выразил с гениальной лаконичностью: «Имей любовь к Богу и делай всё, что хочешь». И если этот опыт любви стал частью моей жизни, то  все разговоры о свободе как «вседозволенности» отпадают сами собой, как немеющие отношения к действительности. Может ли моя любовь к Богу позволить мне совершить то, что меня разлучит с Ним навеки, не разделит ли греховный поступок мой внутренний мир надвое, и если разделит то не перерастёт ли это разделение в подлинное покаяние, в примирение со Христом? Грех нельзя редуцировать лишь к совокупности негативных действий или поступков, грех это и есть наша порабощённость тому над чем мы призваны господствовать, это и есть отказ от свободы, её поругание.

Свобода самоценна и отрицание её самоценности  есть форма чуждого христианству скептицизма, удел которого «смирятся под ударами судьбы», но как известно, ещё первозданный человек был призван возделывать райский сад, то есть изменять мир с которым он неразрывно связан. Борьба с несовершенством мира состоит не только в воздержании от зла но и в приумножении блага, а это уже всегда лежит в пространстве нашей свободы.

Несомненным достоинством современной культурной ситуации является то, что религиозная вера исключена из списка мещанских добродетелей, обязательных для каждого «добропорядочного» члена общества, и лежит в области свободного выбора, ничто нас не принуждает к церковной жизни, кроме  внутреннего желания правды, поэтому будем честны перед собою и Церковью.

В Рождестве своём Бог умалил Себя для того, чтобы освободить место человеку, восстановить его в первоначальном достоинстве. Воплотившийся Бог называет своих учеников не рабами, но друзьями поскольку они призваны к соработничеству, к сораспятию Ему,  поскольку человек, имеющий общую часть с самим Творцом, не может быть порабощён даже ради самой казалось бы высокой цели.

(58)