«В России я наслаждаюсь жизнью» Беседа с Татьяной Александровной Ватсон – родственницей святителя Игнатия (Брянчанинова)

Источник: Православие.RU

С Татьяной Александровной Ватсон мы встречаемся каждый год: вот уже в течение 20 лет она приезжает в северное село Покровское Вологодской области. Приезжает аж из самой Австралии, из Перта. Говорит, надо пользоваться выгодным географическим положением: пока в Австралии зима, лучше провести ее в летних условиях, в родном Покровском. Русское лето, правда, не сильно балует, но она ничуть не в обиде: когда на дворе ненастье, больше времени появляется для чтения, особенно трудов святителя Игнатия (Брянчанинова).

Разговоры наши, конечно, не только об отоплении. Татьяна Александровна вспоминает:

– В первый раз я приехала в Покровское – родовое имение Брянчаниновых – в 1994 году. Мы приехали тогда вместе с Доном, моим мужем, но жили в гостинице, не в селе.

– Боялись ехать в Россию?

– Нисколько. Как я сюда попала? Я в 1985 году приехала в первый раз в Россию, тогда еще СССР. И познакомилась с двоюродной сестрой моей матери Софией Мстиславовной Толстой, внучкой Александра Семеновича Брянчанинова, второго А.С. Брянчанинова (первый – отец святителя Игнатия), она жила в Петербурге. Александр Семенович женился на Софии Борисовне Обуховой, у них детей не было, и они приняли дочь Анну. А Анна вышла замуж за Мстислава Николаевича Толстого, брата Алексея Толстого.

Я спросила тетю Соню: «Что с Покровским?» Она говорит: «Не знаю, не знаю…» В 1987 году всё еще не знала. А к нам в Австралию приезжали русские капитаны, которые водили суда в Эмираты, возили туда овец. Поскольку мой муж был капитаном морской службы, мы с радостью приглашали русских к нам домой. У меня была книжка Г.К. Лукомского «Вологда в ее старине» издания еще 1914 года, и одному капитану я ее показала и сказала ему, что это была усадьба моего дедушки и мне очень бы хотелось узнать, что с ней случилось. Он говорит: «Не беспокойтесь, Татьяна Александровна, в следующий раз, когда я буду в отпуске, я туда поеду с моей женой и всё узнаю». В те времена не было много карт в России: капитан думал, что проехать ему надо всего 300 км, а пришлось ехать 700. И доехал сюда, в Покровское, уже к вечеру, а дорога сюда была просто отчаянная.

Во всяком случае поздно вечером он сюда добрался, поговорил со всеми, с Александром Павловичем и Людмилой Степановной Тарасовыми – это главный врач туберкулезного санатория, который был устроен в имении, и его супруга. Он увидел объявление, где была написана просьба помочь в возрождении церкви в Покровском. Эту просьбу капитан передал нашей семье.

Очень больно смотреть на разрушенный храм. Видя, что люди страдают без церкви, мы решили помочь в восстановлении

И на следующий год мы сюда с Доном приехали и поселились в гостинице в Вологде. Я думала: как нам попасть в Покровское? Я же тогда совсем ничего тут не знала. Я шла около церкви Покрова на Козлёне, вошла туда и говорю: «Как мне дойти до епископа?» А одна женщина там говорит: «О, не беспокойтесь, я вас туда сейчас же возьму». И сейчас же отвела к епископу. Тогда был епископ Максимилиан (Лазаренко), он очень мило нас принял и договорился с транспортом в Покровское. Так вот было. И с тех пор мы освоились в Покровском, как, впрочем, и на всей вологодской земле. Знаете, было очень больно смотреть на разрушенный храм, и, видя, что люди страдают без церкви, мы решили помочь в восстановлении.

– Четыре стены разрушенной, оскверненной церкви – вот что было. Четыре кирпичные стены. Я говорю: «Я вам помогу восстановить церковь, приеду в следующий год». Ну, и я тогда уже могла здесь остановиться, остановилась в старом голубеньком доме, который находится за каретником. И мы с Доном назвали тот дом «Australia house» – все смеялись.

Я привезла деньги, и первое, что мы сделали, – это поставили крышу над теми стенами, чтобы они больше не разваливались. Ну, и потом оно дальше пошло. И с тех пор мы стали приезжать постоянно.

Всегда трудности, когда пытаешься делать доброе дело. Тут главное – не унывать

Не всегда гладко шло восстановление храма и усадьбы – пришлось столкнуться с бюрократией и прочими не очень достойными явлениями, но это, наверное, всегда так, когда пытаешься делать доброе дело. Тут главное – не унывать. Вот так мы и не унывали, продолжая наше общее дело.

– Я помню, что студенты еще работали.

– Да-да. Но был тут просто ужас. Были огромные дыры в фундаменте до начала специализированной реставрации. Я туда пошла и говорю: «Знаете, очень интересно, но у нас всегда начинают с фундамента, а не сверху». А они мне сказали: «Вологжане смогут наслаждаться усадьбой издали, она будет красивой». Я думаю: «Вот как интересно! Этого я еще не слышала!» Я думаю: «Боже! Мы никуда не двигаемся!» А в Австралии я была всегда в очень многих комитетах и председательствовала, так что я всегда знала: если хочешь, чтобы что-то случилось, тебе надо идти к самому главному. Так я решила написать письмо Владимиру Владимировичу Путину и Святейшему Патриарху Алексию II из-за святителя Игнатия. И обоим им послала рукописно. Ну, с тех пор всё блестяще пошло. И так хорошо, как вы видите, очень хорошо восстановили усадьбу, и в 2010 году ее открыли – сейчас здесь проходит много интересных и нужных мероприятий, музыкальных вечеров, экскурсий и т.д.

Состояние парка вызывает большую тревогу – снова приходится не давать покоя чиновникам!

Но состояние парка вызывает большую тревогу – снова приходится не давать покоя всевозможным чиновникам! Люди сюда приезжают из Петербурга и говорят: «Какой у вас красивый дом, но какой запущенный парк»!

– С тех пор, как умер мой муж, я решила: почему я должна сидеть зимой в Австралии, если я могу сидеть здесь летом? Спасибо большое, ваше лето такое же, как наша зима.

Да нет, я так наслаждаюсь Покровским, что его не оставлю. И я не нахожу, что у людей нет желания работать, просто, я думаю, у них денег нет…

– А не было такого желания просто махнуть рукой и – «занимайтесь сами»?

– Нет-нет, мне всегда все помогают. Я слишком много тревожу, я думаю. Честно говоря, совсем не жалею об этом…

– То есть вы не унываете?

– Нет. Я думаю, что я опять напишу Владимиру Владимировичу Путину письмо и скажу: «Вы так чудно отреставрировали дом, но если вы нам не поможете, он опять развалится».

– Я в Праге родилась.

– Как ваша семья оказалась в эмиграции?

Крестьяне пришли к дедушке и сказали: “Завтра придут большевики, вам надо уехать, мы вас посадим на поезд в Москву”

– Дедушка был губернатором радомским, но часто жил в родовом имении, в Покровском. И тогда бабушка и девочки были в Москве, а он был в Покровском. И когда началась революция, крестьяне пришли к дедушке и сказали: «Владимир Николаевич, завтра придут большевики, мы вас защищать не можем, вот вам сундук с едой, мы вас посадим на поезд в Москву, вам надо уехать». И сохранили ему так жизнь, потому что на следующий день его бы расстреляли. А дедушка не имел времени ничего взять, единственное, что взял, это сундук с едой, который был страшно важный, и еще один маленький сундук, куда он накидал все фотографии, и книгу Лукомского, между прочим. Всё это накидал в сундук и приехал в Москву. Недолго они были в Москве. Потом начали двигаться на юг. Это конец 1917 – 1918 год. Тогда он был вице-губернатором в Ставрополе целый год. Есть такая книжка студентов гимназии в Чехии, где они пишут воспоминания, и мама пишет в своем: «Это опять был нормальный год». Она страшно переживала эту всю революцию.

Они с дедушкой никогда вместе не путешествовали. Он отдельно, а бабушка с девочками отдельно, потому что, если бы его взяли, он не хотел, чтобы девочки видели, как его расстреляют.

Так что они двигались на юг России, а потом через Черное море в Турцию. В Антигону, а потом в Константинополь. А дедушку, когда его сняли с парохода, вообще должны были вынести, такой он был слабый и такой больной. Потом он получил работу в Красном Кресте в Болгарии, а бабушка с мамой перебрались в Прагу. Чехи очень хорошо были расположены к русским. Профессора-беженцы из России спросили, могут ли они открыть гимназию, те сказали: «Да-да, конечно, открывайте гимназию. Когда ваши дети закончат, они могут учиться в Пражском университете». Ну, и они открыли эту гимназию, туда очень много детей эмигрантов пошло. Бабушка там смотрела за всеми больными детьми, а дедушка был в Болгарии с Красным Крестом. Потом они встретились в Чехии и там остались.

А в 1948 году, как вы знаете, туда коммунизм пришел. И нам пришлось опять бежать – мы перебрались в Вену из Праги. Мама и папа были на юге Чехии, там работали, так что оттуда было легко перебраться через границу. Перебрались через границу и перешли в Австрию, в Вену. И там была такая организация – IRO, которая занималась переселением людей в Австралию. Вот так часть нашей семьи там оказалась.

– Это было всё в 1948 году?

– Нет-нет, это уже в 1949 году и в начале 1950-го. Тогда бабушка и дедушка решили, что на конец света они не хотят ехать, и австралийцы вряд ли бы их приняли, потому что они были уже довольно старенькие. И они перебрались в Париж, где у них, конечно, было страшно много родственников. Там был брат дедушки и все братья и сестра бабушки, так что они там поселились. У меня есть фотография, где этот русский старческий дом в Монморанси.

А бабушка была удивительная женщина. Я была у них в 1959 году. У меня уже было двое маленьких детей: Петр и Сьюзен. И они увидели своих правнуков. Бабушка была очень довольна, потому что у ее сестры было страшно много внуков, а у нее только два были, а теперь она была первая с правнуками. Ну, и я, конечно, их увидела, увидела дедушку, увидела бабушку, с ними могла общаться. Но это был последний раз, что я их видела.

Немцы арестовали владыку, всех священников и приход

– Да. В конце улицы, где мы жили, был храм, чешский православный храм. И там был епископ и священники. Это были чехи православные. Во время войны англичане забросили десант, состоявший из чехов, они убили Гейдриха – начальника главного управления имперской безопасности – и скрылись в этом храме. Их искали, конечно. А их священники и церковный приход – под этой церковью были катакомбы – там спрятали. Но, к сожалению, одного из этих людей фашисты поймали. И так его мучили, что он им сказал, что они там, в этой церкви. И в одно утро (я была на конце улицы, где была эта церковь) вдруг танки приехали. Конечно, они не могли до них дойти в катакомбах. Так что они сделали: сделали такую дыру в фундаменте и начали туда лить воду, чтобы они утонули. Но они не выходили, застрелились. Но за это немцы арестовали владыку, всех священников и приход, и владыка сказал, что они об этом ничего не знали, что он единственный, кто об этом знал, – очень хотел взять вину на себя и думал, что если кого-то застрелят, так пусть меня застрелят. А нацисты убили всех, а потом сожгли еще целое село вместе с жителями, Лидице.

– Уже не помню, как этого владыку звали. У меня книжка есть в Австралии об этом.

– Что случилось в 1945 году, когда русские войска пришли?

Мне очень повезло: в моей жизни были епископ Сергий, и архимандрит Исаакий, и отец Михаил…

– На счастье Святейший Патриарх Алексий I был в семинарии с нашим владыкой. Он его взял, повысил до архиепископа и послал в Вену. А священника, который меня крестил, маму и папу венчал, – был такой архимандрит Исаакий – арестовали, потому что он был белым офицером до того, как постригся. Его арестовали и в ГУЛАГ посадили. И тогда архиепископ Сергий и Святейший Патриарх Алексий I хлопотали о нем. И он просидел в ГУЛАГе год, а потом его пустили в Алма-Ату. И он служил в Алма-Ате в церкви. А потом его перевели в Елец, где он и скончался. О нем тоже написана книжка. А третьим священником был отец Михаил, сын Васнецова, художника. У него была удивительная матушка, и недалеко от церкви был дом, где все русские жили, и там была столовая, куда все ходили после церкви. Так что, видите, мне очень повезло, что у меня всегда была религия всю жизнь, потому что в ней были епископ Сергий, и архимандрит Исаакий, и отец Михаил…

И потом, когда приехали в Австралию, тоже. Туда приехал и священник, отец Сергий Путилин, и мы сейчас же начали службы в американской церкви, потом купили землю и начали строить церковь. Построили церковь раньше из асбеста, а потом, в 1991 году, поставили кирпичную церковь.

– Татьяна Александровна, скажите, то, что вы родственница святителя Игнатия (Брянчанинова), всегда чувствуется?

– Да, всегда. Дедушка мне о нем рассказывал, он всегда о нем читал. Так что я всегда знала о святителе Игнатии.

– То есть вы ему приходитесь…

– Его родители были мои прапрапрабабушка и прапрапрадедушка.

– И эти родственные связи со святителем Игнатием помогают?

– Да, я очень много его читаю, но, к сожалению, мой русский язык не так хорош, некоторые слова я не знаю, но я читаю его.

   – Вы знаете чешский, русский, немецкий, английский…

– Как я научилась этим языкам? Когда я начала говорить, я говорила с мамой и папой по-чешски. Но бабушка пришла к маме и сказала: «Слушай, ей надо говорить по-русски». Бабушка и дедушка меня брали каждые выходные и со мной говорили только по-русски. А у нас была кухарка-горничная немка, и она сказала: «Я буду с ней говорить по-немецки!» Так что я учила три языка за раз, с каждым знала, как говорить. На этих языках я никогда не учила грамматику, понятия не имела. Ну, конечно, я потом в школе учила ее.

Когда я начала говорить, я говорила на трех языках, и рассказывали, что я ничего не путала. А потом, когда мне было 11, бабушка сказала: «Так, моя дорогая, тебе теперь надо учить английский и французский. Мой английский лучше, чем дедушкин, а дедушкин французский лучше, чем мой, так я тебя теперь буду учить английскому языку, а дедушка будет учить французскому». Очень хорошо. Бабушка была страшно строгая. Конечно, я все уроки для нее делала. А дедушка у меня был такой миленький. «Ах, дедушка, у меня столько уроков!» – «Ну, ничего, Татьянушка, в следующий раз!» Так у меня был следующий раз, следующий раз… – и я французскому не научилась.

А когда я жила уже в Австралии, я решила, что буду делать: поеду в Восточную Австралию, где медицинский факультет, буду работать каждую субботу и воскресенье, а в будние дни буду ходить в университет, буду учиться на врача. Это был мой план, но план у меня не вышел, потому что однажды мой будущий муж, который учился там же, купил себе маленькую машину. И вот он говорит мне: «Я вас отвезу домой». Ну, это было очень приятно. Отвез. А потом говорит: «Вы не хотели бы со мной в кино пойти?» Я отвечаю: «Почему нет?» Пятью неделями позднее он говорит: «А вы бы не хотели быть моей женой?» – «Почему нет?» Иду домой, а мама меня так выругала! Сказала: «Знаешь, какие эти моряки? У них девушка в каждом порту! Что ты! Ты с ума сошла?» А я говорю: «Теперь уж не моряк. И он очень милый». И он пришел, попросил у мамы и папы мою руку, ну, и мы решили, что повенчаемся… Но он сказал: «Знаешь что, моя дорогая? Мы будем женихом и невестой целый год, потому что я хочу первый год стоматологии не быть женатым. Потому что, если я провалюсь, я буду говорить, что это из-за тебя». Я говорю: «Хорошо, я тогда дальше буду работать как медсестра».

В 1956 году мы повенчались, он был еще студентом, я работала. А так как он был офицер морской службы, то, когда были университетские каникулы, уезжал и работал как морской офицер и очень много денег зарабатывал, и мы на это могли жить весь год. Ну, а в 1957 году у нас родился сынок, и я уже не могла работать, конечно. И тогда он получил стипендию – он очень хорошо учился. И через тринадцать с половиной месяцев у нас родилась девочка. Потом он закончил свою стоматологию, очень хорошо закончил, и сказал: «Так, теперь мы едем в Англию, я хочу специализироваться». Он специализировался, знаете, как? Есть такие ортодонты, которые исправляют зубы, так он хотел это делать. Он не мог учиться этому в Австралии, этого еще не было, надо было в Англию, ко всем его родственникам. Я говорю: «Ну, Дон, если я им не понравлюсь, уже слишком поздно: у нас двое детей». А потом у нас еще двое родились.

– Я очень люблю его читать, но, когда его читаю, думаю: «Боже, кто же может спастись?» Очень хорошо в раю, но попасть туда… Я не знаю, как мы туда попадем. Надо стараться.

– Но дает все-таки надежду?

– Дает надежду, конечно; говорит, что надо жить как полагается, по-христиански, с твердой надеждой на Бога.

– Вы, как человек, который живет и в Австралии, и в России, привыкший уже к русским трудностям, к неудобствам…

– Это неважно, второстепенно! Я счастлива, что Бог дал мне возможность приезжать в Покровское. И каждый раз я благодарю Бога за то, что могу сюда приезжать. Я говорю, что, когда я в России, я русская, у меня русская душа, всё. А когда я в Австралии, я австралийка.

– Русская душа – это как понять?

– Любовь к России, любовь к языку, любовь к религии, любовь… ко всему. Любовь, когда читаешь книги, наслаждаешься. Всем наслаждаешься здесь. Я вчера написала своей подруге в Южной Австралии: «В России я наслаждаюсь жизнью».

– Для австралийца это звучит дико, наверное?

– Да.

– Сказываются предрассудки в отношении России?

На Западе под влиянием Америки говорят, что в России всё плохо. Надо не обращать внимания на это

– Видите ли, на Западе под влиянием Америки говорят, что в России всё плохо, ничего хорошего быть тут не может. Просто не обращаешь внимания на всё это. Почему все не могут дружить, я не понимаю.

– То есть, если я вас правильно понял, Татьяна Александровна, необходимо сохранять способность к критическому мышлению и не верить слухам, не идти на поводу у эмоций?

– Ну да, конечно, не надо, потому что каждый будет из себя делать лучшего человека вместо того, чтобы все дружили и говорили, как могут сделать для всех лучше. Это же ужас, что теперь делается на целом свете.

– А за какой помощью можно обратиться в этом смысле к Игнатию (Брянчанинову), как вы считаете?

– Просто чтоб поддерживал нас остаться в нашей вере и быть достойными гражданами и себя хорошо вести, вот что нам надо. Помните его Заключение к «Отечнику»? Там замечательные слова:

«Отступление попущено Богом: не покусись остановить его немощною рукою твоею. Устранись, охранись от него сам: и этого с тебя достаточно. Остерегись, желая спасти ближнего, чтоб он не увлек тебя в погибельную пропасть… Ознакомься с духом времени, изучи его, чтоб по возможности избегнуть влияния его. Ныне почти нет истинного благочестия, – говорит уже святитель Тихон за сто лет пред сим, – ныне – одно лицемерство… Не осуждай ближних, предоставя суд над ними Богу, – и очистится сердце твое от лицемерства. Преследуй лицемерство в себе, изгоняя его из себя; уклонись от зараженных им масс, действующих и намеренно, и бессознательно в направлении его, прикрывающих служение миру служением Богу, искательство временных благ искательством благ вечных, прикрывающих личиною святости порочную жизнь и душу, всецело преданную страстям».

Слова печальные, но правдивые: как важно нам не осуждать других, уметь смотреть в собственную душу, где, увы, не царит рай! Очень надеюсь на помощь святителя Игнатия в установлении этого Царства – в том числе поэтому я и езжу в Россию.

С Татьяной Александровной Ватсон
беседовал Петр Давыдов

3 августа 2015 года

(153)

Комментарии (0)

Нет комментариев!

Комментариев еще нет, но вы можете быть первым.

Оставить комментарий

Ваш e-mail опубликован не будет. Обязательные поля помечены *

Перейти к верхней панели