Беседа с руководителем мастерской цветных металлов при Свято-Елисаветинском монастыре

Оригинал: http://www.pravoslavie.ru/jurnal/76563.htm

О работе и красоте троллейбусных водителей

– Сестра Екатерина, расскажите, пожалуйста, о ваших поисках истины. – В конце 1990-х годов во время обучения в колледже я проходила практику в Министерстве иностранных дел. И всякий раз по пути к зданию министерства я смотрела на проходящие по Садовому кольцу троллейбусы и думала: вот как хорошо работать водителем троллейбуса – ездишь, возишь людей, – такая красота и какая-то для меня в этом была динамика жизни. Позже, окончив экономический факультет, я начала работать в банковской сфере и поначалу даже получала от этой деятельности какое-то интеллектуальное удовольствие, но потом всё превратилось в рутину. И опять вернулись вопросы, которые я задавала себе всё время: «Зачем всё это? Зачем я живу? Для чего это всё нужно?»

– Вы росли в религиозной семье?

– Моя мама была из очень верующей семьи. Помню, еще в подростковом возрасте я пришла к ней с какой-то проблемой и говорю: «Мам, что-то так плохо. Что же делать?» А она мне отвечает: «Надо молиться». И мне эти слова так глубоко запали в душу! Я подумала: «Ну надо же… Я всё размышляю, ищу какой-то выход… А она: “Надо молиться”». Это было так просто, но стало для меня настоящим откровением. Я поняла, что можно обратиться к Богу и получить ответ, что есть какой-то путь.

С экскурсии в монастырь

Я увидела красоту прямо патерикового монашества… И решила, что тоже хочу научиться жить, как они

– Как возникла мысль о монастыре?

– Я не могу сказать, что кто-то меня направлял и говорил: «Тебе нужно в монастырь», как это часто случается. Например, многие наши сестры говорят: «Меня отец Андрей (духовник Свято-Елисаветинского монастыря. – Ред.) благословил в монастырь». Нет, у меня такого не было. Это было какое-то личное решение, которое постепенно возрастало. Я, конечно, задавала вопросы, но скорее с целью получить совет. И получала: «Попробуй, подумай…» В Москве среди моих друзей очень скептическое отношение к монастырям. И мне тоже при мысли о московских монастырях становилось страшно. Но всё переменилось после того, как я побывала в Черногории и там столкнулась с монашеством. Я увидела такую удивительную красоту – какого-то прямо патерикового монашества… И тогда решила, что тоже хочу научиться жить, как они, как они подражают Христу. Если бы я туда не попала, если бы дальше жила в Москве, то, наверное, никогда бы не решилась.

– Просто поехала отдыхать на море. В рамках тура мы посещали монастыри, смотрели, гуляли. И там я увидела настоящую монашескую жизнь. Наверное, Господь мне специально открыл тогда именно такую сторону, которая меня вдохновила. Сейчас я уже немного по-другому вижу… Вот бывает, знакомишься с человеком – и с первого взгляда он производит только хорошее впечатление. Потом ты уже и другие стороны в нем открываешь. А дальше начинаешь понимать, что нужно человека полностью принимать, не с одной его стороной –хорошей или плохой – и не с тем представлением, которое ты сам создал.

– Может быть, когда только начинаешь выстраивать отношения с человеком, то некоторых сторон лучше не знать…– Ну да. (Смеется.) После той поездки я вернулась в Москву, а потом снова поехала вЧерногорию – пожить в монастыре. Это был маленький монастырь на острове, всего 10 человек. Я попала как раз на Страстную и Светлую седмицы. И, с одной стороны, это было очень тяжело, а с другой – я почувствовала тогда какую-то невероятную благодать, которая дала силы туда вернуться и прожить там еще год.

– И что произошло за этот год?

– Я поняла, что хочу жить в России. (Смеется.) Поняла, что особенности сербской церковной жизни мне не очень близки и я вряд ли смогу там продолжать свою жизнь.

«Моно» – это когда душа всё время один на один с Богом

– Как вы узнали о Свято-Елисаветинском монастыре?

 – Мне все этот вопрос задают. Но на самом деле сейчас это один из самых известных женских монастырей. Сначала увидела книги монастырского издательства. А потом меня очень вдохновила история о подворье при монастыре, где живет куча бандитов и за всем этим следят несколько хрупких матушек. Я подумала: «Вот это да! Вот это настоящая подвижническая жизнь! Вот оно –христианство!» Это меня очень впечатлило. И потом, когда я размышляла о монастыре, перебирала разные варианты, как-то остановилась на Елисаветинском.

– Но Свято-Елисаветинский монастырь далек от патерикового монашества. Довольно активная внешняя, социальная деятельность – как это соотносится с молитвой?

– Ну, знаете, как говорят: можно быть в пустыне и не быть с Богом, а можно находиться среди людей и непрестанно молиться. Иоанн Кронштадтский всё время пребывал в окружении людей и намного больше был пустынником, чем кто-то другой. Это сказал Силуан Афонский о нем. Но «моно» значит «один» – не по какому-то пространственному признаку, а по состоянию души. То есть душа всё время один на один с Богом. И наш духовник всё время говорит: «То, что вас окружает много людей, вам помогает. Если вас сейчас рассадить по кельям, то все сойдут с ума…» Потому что, прежде чем прийти к какому-то высокому деланию, нужно себя познать. Тут, общаясь каждый день с людьми, я вижу свои немощи. Вижу, что мне есть над чем работать. И с другой стороны – без молитвы здесь не продержишься. Молитва становится естественной потребностью.

Конечно, у нашего монастыря особый путь. Но это благословение. Даже отец Николай (Гурьянов) говорил: «Молитвами больных спасетесь». Поэтому вся наша жизнь строится под тех людей, которые к нам сюда приходят.

«И медики, и учителя… и кого тут только нет…»

– Сестра Екатерина, у вас довольно необычное послушание – руководитель мастерской цветных металлов. А ведь у вас нет никакого специального образования. Это ведь что-то совершенно новое для вас?

– Признаться честно, в основном все сестры здесь знакомились со своими послушаниями. Мы все вместе учимся. И к тому же, «сила моя в немощи совершается»…

– Расскажите о мастерской. Кто здесь работает?

– В мастерской работают братья и сестры, которых в какой-то момент Господь привел сюда. Кто-то просто пришел потрудиться в монастырь. Кто-то имел проблемы с алкогольной или наркозависимостью. Слава Богу, как-то через мастерскую все они смогли вернуться к нормальной жизни. Люди из совершенно разных сфер: и медики, и учителя – и кого тут только нет…

Мастерская становится опорой для человека. Здесь он служит Богу, и это помогает ему как-то держаться

– Такое мнение есть о вашей мастерской, что она выполняет особую реабилитационную функцию. Вы действительно видите, что это происходит?

– Я верю в это, да. И я вижу, что это действительно происходит. Мастерская становится опорой для человека. Здесь он служит Богу, и это помогает ему как-то держаться.

– А вам не кажется, что это может быть несколько искусственная среда? То есть человек приходит сюда и на всю жизнь остается в реабилитационном центре…

– У нас сейчас такой подход: реабилитация – только месяц. А дальше, если человек хочет остаться, он должен как-то себя проявить: стараться, приобретать какие-то профессиональные навыки. В принципе, сейчас здесь трудятся люди, которые уже окрепли. Человек работает, за свой труд получает зарплату, и спрос с него, как с мастера на любом производстве. То есть сначала делается какая-то скидка, дается время на реабилитацию. Но если спустя месяц мы видим, что человек не прилагает усилий, чтобы вернуться к нормальной жизни, если он относится к мастерской как к санаторию, тогда мы ставим вопрос ребром.

– Много людей уходит?

– Ну, были неприятные моменты… У человека может начаться шизофрения от наркотиков, и дальше невозможно работать. Бывали случаи, когда кто-то просто не срабатывался, ему не близко оказывалось то, что мы здесь делаем. Бывает по-разному. Но тут Господь всё регулирует, главное – Ему не мешать. Я в этом вижу свою задачу.

– Мастерская нужна монастырю с экономической точки зрения? Или это скорее акт благотворительности?

– Содержать такую мастерскую исключительно в качестве реабилитации – очень дорого. Можно сделать что-то гораздо менее затратное, вроде подворья. Чтобы братья подметали улицы, клеили иконочки… Производить церковную утварь – это большие затраты, и производство должно себя окупать. Поэтому мы, конечно, шли к тому, чтобы приносить монастырю какую-то финансовую пользу. У этой мастерской есть большое преимущество: работа здесь – огромная ответственность, и она многих людей вдохновляет и помогает им выкарабкаться, обрести какой-то смысл – от осознания, что ты занимаешься не просто трудом, но таким высоким, творческим трудом. Кроме того, человек здесь приобретает специальность. И те люди, которые остаются, переходят уже на другой уровень реабилитации. Они находят в мастерской действительно интересную работу, и коллектив единомышленников, и возможность кормить семью. И еще больше – возможность служения Богу.

– Для кого изготавливаются изделия в мастерской?

– Для храмов, монастырей. В основном это Россия и Беларусь, но иногда обращаются из-за рубежа. Для нашего монастыря также делаем некоторые проекты. У нас есть тиражные изделия, для поддержания производства, но в основном заказы индивидуальны. Когда, например, люди хотят заказать какой-то авторский ковчег или оклад, они обращаются к нам. Наш художник делает эскиз, проект, а потом мы это воплощаем в жизнь.

Наши работы можно увидеть во многих монастырях и храмах на территории России, в Зачатьевском монастыре в Москве, в кафедральном соборе Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радость» в Сан-Франциско, в Новодевичьем монастыре Санкт-Петербурга.

Мы начинаем день с молитвы, перед обедом читаем акафист. И это придает совершенно другой смысл работе

– Чем отличается работа в мастерской от мирских производств?

– Мы начинаем день с молитвы. Перед обедом читаем акафист, каждый день новый: молимся святым, просим помощи в нашем деле. И это придает совершенно другой смысл работе. Я надеюсь, что, когда мы работаем, мы тоже молимся… Все, начиная с меня. Что касается организации работы, то сейчас с течением времени люди становятся всё более самостоятельными. Если раньше мы каждый день проводили небольшие летучки с утра, то теперь в этом нет необходимости. Работа налажена, есть месячный план, каждый мастер знает, что ему делать. Качество растет. Все стремятся совершенствоваться. Слава Богу.

Нужно стремиться к сыновним отношениям

– Как вы выстраиваете отношения с коллективом? Сфера деятельности для вас совершенно незнакомая, и люди тоже, можно сказать, не вашего круга. – Вначале мне было очень тяжело. Когда меня сюда назначили, я подумала: «Это какое-то сумасшествие. Наверное, люди не понимают, что мне тут не место. Когда это закончится?» А сейчас я осознаю, что это лучшее послушание, которое могло быть для меня. Ну, честно… Я как-то действительно полюбила мастерскую и людей. И я не делю людей так: мой – не мой круг. И не воспринимаю себя как начальника – мне это как-то не близко. Наш начальник – Христос, а моя задача – всё организовать так, чтобы шла работа. Мне бы хотелось, чтобы между нами были доверительные отношения, и надеюсь, что так будет. Чтобы люди могли прийти и поговорить открыто, если с моей стороны происходят какие-то ошибки. Я думаю, что это может снять очень много проблем. Мне кажется, что атмосфера в мастерской – это залог успеха: и духовного, и экономического – всякого. Если будет хорошая атмосфера и люди смогут чувствовать себя свободно – они тогда будут и возрастать духовно, и раскрываться профессионально и творчески.

– Чувствуете личную ответственность за людей?

– Чувствую ответственность в том, чтобы не навредить. Чтобы какими-то действиями, словом не ранить, не сделать больно.

– Но и руководить надо…

– Ну конечно. Иногда нужна и строгость. Ведь любовь – это не только по головке гладить. Но всегда нужно с уважением относиться к человеку, не подавлять. Чтобы человек не чувствовал себя оскорбленным и униженным, но чтобы он увидел свою ошибку и исправил ее. Нужно стремиться не к положению раба, а к сыновним отношениям.

– То есть люди, которые сюда приходят, могут стать членами семьи?

– Да. Это идеал. То, чего бы хотелось добиться…

– Но мастерская – это все-таки не монастырь. Насколько люди, работающие в мастерской, имеют отношение к монастырю?

– Для меня монастырь и мастерская – это одно целое. Я не делю. Думаю, что люди тоже. Для многих монастырь становится дорогим местом, общиной. Кто-то, кроме работы, поет в хоре, пономарит, ходит в отделения к больным вместе с сестрами.

Самое тяжелое в монастыре – это…

– …не доверять себе. Это самое тяжелое. Потому что всегда кажется, что твое мнение – самое правильное. А есть только правда Божия. Ну и слушаться тяжело, выключать свое «я».

Самые ужасные моменты – это когда понимаешь, что всё правильно, что ты прав. Это духовная смерть

– А бывают такие моменты, когда вы понимаете, что всё хорошо, всё правильно?

– Вот это как раз и есть самые ужасные моменты: когда понимаешь, что всё правильно, что ты прав. Это духовная смерть. А когда ты видишь, что тут неправильно, там неправильно, тут ты виноват, тут снова виноват… – мне кажется, это такое состояние, в котором можно расти.

Я думаю, что всё, что здесь происходит, во многом держится благодаря отцу Андрею и его энтузиазму, которым он и нас сподвигает на всю эту деятельность. И конечно, его молитва, его советы во многом помогают. Мы приглашаем батюшку и в мастерскую на беседы. И здесь его можно спросить абсолютно обо всем – начиная с каких-то хозяйственных моментов, заканчивая духовными вопросами. Батюшка всегда говорит что-то живое, что важно услышать.

– Собственно, можно сказать, что вы за этим пришли в монастырь? За этим духовным окормлением?

– Мне не близка такая формулировка: пришла за тем или за этим. Я пришла за Христом, а Христос везде. Всё дело в человеке: хочет он идти за Христом или нет. Вот пример святого Иоанна Русского. Мы сейчас делаем ковчег для частицы его мощей, поэтому я про него вспомнила… Человек попал в плен к туркам и там, в плену, стал святым, потому что сохранил свою веру. Через веру он преображал всё вокруг. Поэтому не в месте дело, а в человеке.

– А что радует в монастыре особенно?

– Что радует?.. Вот уже месяц у нас такая договоренность: каждый четверг мы всей мастерской идем на Литургию. Я уже давно хотела это предложить, но боялась, что всё превратится в формализм, в обязаловку… А все с такой радостью откликнулись! И когда мы в первый раз собрались на Литургии, было такое единство, такое счастье! И я думаю, это очень нам сейчас помогает. Новый этап жизни нашей мастерской.