Афонский Пантелеимонов монастырь и его связи с русской эмиграцией в первой половине ХХ века

Источник: Русский Афон

Весь период между двумя мировыми войнами в ХХ в. братия Свято-Пантелеимоновского монастыря и других русских обителей Святой Горы Афон имела тесные и разнообразные связи с образовавшейся после революции 1917 г. и окончания гражданской войны в России многочисленной русской эмиграцией, прежде всего церковной.

Особенно активные контакты были с русскими зарубежными архиереями. Многие из них в 1920-е – 1930-е гг. подолгу проживали в Руссике и других обителях Афона или приезжали на Святую Гору в качестве паломников: Первоиерархи Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ) митрополиты Антоний (Храповицкий) и Анастасий (Грибановский), а также архиепископы Гермоген (Максимов), Александр (Немоловский), епископы Иоанн (Булин), Николай (Карпов) и т.д.

С некоторыми другими архиереями поддерживалась постоянная переписка. Так, например, 15 мая 1920 г. Братство русских обителей (келлий) во имя Царицы Небесной отправило письмо возглавлявшему русскую Западно-Европейскую епархию митрополиту Евлогию (Георгиевскому). В том же году Владыка Евлогий получил воззвание русских святогорцев «Голос с Афона в Россию», а в апреле 1921 – феврале 1924 гг. другие обращения и письма Братства русских обителей (келлий) и насельника Руссика монаха Денасия (Юшкова) . В этих письмах зачастую высказывались взгляды на различные церковные и политические события.

По своим политическим взглядам значительная часть русских святогорцев была монархистами. В частности, в «Отеческом послании с Афона из Пантелеимонова монастыря игумену Алексию (Кабалюку) и православному карпато-русскому народу» от 3 февраля 1922 г. выражалась надежда на восстановление великой православной Российской державы, и утверждалось, что «всего бы лучше и желательнее» было «твердое, неограниченное «Императорское» правительство, по преемству» .

Сразу же после того как проживавший в Германии великий князь Кирилл Владимирович провозгласил себя 31 августа 1924 г. императором Всероссийским, многие святогорцы стали поддерживать права этого претендента на престол. Так, 7/20 декабря 1924 г. настоятель Руссика игумен Мисаил писал жене Кирилла Владимировича великой княгине Анастасии Николаевне в ответ на ее письмо монаху Денасию (Юшкову): «… Мятущийся дух истинно-русских людей обретает великую отраду в благоприятных слухах о великих предначинаниях на спасение Отечества – предначинаниях, во главе славных и высоких исполнителей которых стоит Великий Славный Вождь и Печальник Земли Русской – Благочестивый Супруг Вашего Императорского высочества… Молитвенно желаем и смиренно просим Всеблагого Господа, чтобы благословил Он Верховного Вождя Земли Русской». Игумен также поздравил Анастасию Николаевну с тезоименитством и Рождеством Христовым .

На Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви Заграницей в июне 1926 г. рассматривалось обращение афонских келлиотов о разрешении царской молитвы за великого князя Владимира Кирилловича . В Королевстве сербов, хорватов и словенцев (Югославии) во второй половине 1920-х гг. печаталось и распространялось «Слово пустынножителей афонских к своим соотечественникам, под гнетом жидомассонов и большевиков страдающим, а также в изгнании скитающимся» (1926 г.) с призывом восстановить в России правление Дома Романовых:

«Уразумей, Русский народ, что спасение твое есть Царь. Только Царь может спасти тебя и Русскую землю. Без Царя ты превратился в раба, а русская земля расхищается. Не увлекайся ложными красивыми приманками: братством, равенством и свободой – все это есть дьявольские измышления, ибо нет в окружающей нас природе полной свободы и равенства, а следовательно нет и братства… Русскому народу нужен Царь, это свидетельствует настоящая мученическая жизнь Русского народа и рассеяние русской эмиграции по всему миру… Одно тверди, одно говори, Русский народ: «монархию, монархию желаем; как прежде было, так и теперь да будет, Царя, Царя желаем, и не из другого рода, а из Дома Романовых, Законного Преемника, Которому Сам Бог полает счастье быть Императором. Желаем Кирилла Владимировича, Русского по крови, Православного по вере… Кирилл Владимирович благословенный наш Батюшка-Царь, Ему преклоняем головы наши и Ему, Повелителю и Верховному Вождю, повергаем наши верноподданные чувства».»

1 сентября 1926 г. вновь последовало промонархическое обращение от насельников 15 малых русских обителей Афона к Архиерейскому Собору Русской Православной Церкви Заграницей:

«Православной Церковью со времен Апостольских установлено, чтобы на всех общественных Богослужениях возносить моления за Царя. Так веками велось на Руси и Афоне, в русских обителях, больших, средних и малых до печального дня 2 марта 1917 г., когда Император Николай Александрович снял с себя Царскую власть и стал русским гражданином, с того времени русская Церковь молчит при молитвах о своем Царе. На Афоне у нас сделалось большое замешательство и разногласие в поминовении при Богослужении Царствующего Дома. Глас Матери Св. Церкви, повелевающий молиться едиными усты и единым сердцем, стал гласом вопиющего в пустыне о сравнении холмов и дебрей, потому что каждый пошел своею стезею, и молчание зловеще для нас, афонцев, и для Матушки России. Всенародная молитва за Помазанника Божия есть источник государственного благополучия. И вот, с тех пор, как Русская Св. Церковь замолчала, не стала молиться за своего Царя, то уже почти девять лет Россия, обуреваемая небывалыми ужасными бедствиями, и церковное моление там немыслимо, так как не только молитва, но и всякое слово о Царе карается смертью. Посему мы, святогорцы, смиреннейше просим Священный Собор Иерархов, возглавляемый Его Высокопреосвященством, Митрополитом Киевским и Галицким Антонием – благословить и разрешить нам поминать на общих церковных молитвах на ектиниях по основным русским законам прямого и законного наследника Русского престола Великого Князя Кирилла Владимировича, принимая Его Царский манифест от 31 августа 1924 г., и весь Царствующий Дом.

Предоставляя Высокопреосвященному вниманию Вашему, Боголюбивые Архипастыри, на все наши вышеизложенные соображения, горячо и убедительно умоляем Вас, на предстоящем в 1926 г. Соборе, благословить всенародно совершать при Богослужениях о законном нашем Государе и тем удовлетворить справедливое желание Православных верноподданных иноков-святогорцев и всех русских людей, снять с измученных душ глубочайшую скорбь и прекратить тем злорадное торжество над нами многочисленных врагов Православной Церкви и законного Русского Царя. Засим просим Ваших Архипастырских Св. Молитв и благословение Вашего Высокопреосвященства, Высокопреосвященнейших Владык и Архипастырей, Смиренно послушники».

Под обращением стояли подписи 15 настоятелей русских обителей (келлий) с приложением печатей: Вознесения Господня, Богословской, Свято-Троицкой, Иселлии, св. Иоанна Златоуста (Иверской), Благовещения Пресвятой Богородицы, св. Саввы, свт. Николая Чудотворца, Покрова Пресвятой Богородицы, св. великомученика Георгия, Преображения Господня, св. Георгия, преп. Евфимия, Рождества Пресвятой Богородицы и обители преп. Онуфрия .

8 октября 1930 г. настоятель келлии св. Иоанна Златоуста иеросхимонах Симеон с братией написали проживавшему в Германии известному казачьему предводителю генерал-лейтенанту П.Н. Краснову:

«Ныне наступает серьезный момент спасения России, и сатанинская власть на краю падения и погибели. Поэтому всякий русский человек, а тем более генерал, называющий себя монархистом, должен оставить всякие предвзятости и партийности и разумно стремиться к законному всеобщему объединению вокруг законного престолонаследника Кирилла Владимировича, которого Сам Бог выдвигает и подает ему счастье быть Царем на Всероссийском Престоле» .

Вскоре в выходившем в Белграде журнале «Царский Вестник» был опубликован призыв общества монархистов к всеобщему объединению русского народа вокруг «Великого Государя Кирилла Владимировича», вызвавший горячий отклик у части русских святогорцев. 13 января 1931 г. было написано «Послание иноков Святой Горы Афонской» с выражением приветствия прозвучавшему призыву, поддержки новому императору и осуждением «непредрешенчества». Послание подписали иеросхимонах Симеон и еще девять русских келлиотов и пустынников . Эти и другие подобные призывы оказали свое влияние, и Русская Православная Церковь за границей в начале 1930-х гг. признала великого князя Кирилла Владимировича наследником Российского престола.

Несмотря на пребывание в юрисдикции Константинопольского Патриарха, в 1920-е – 1930-е гг. русские обители Святой Горы сохраняли тесную связь с Русской Православной Церковью Заграницей и, как правило, поддерживали ее во внутрицерковных конфликтах. Так, во второй половине 1920-х гг. было выпущено «Воззвание к русским зарубежным христианам от иноков Святой горы Афонской», направленное против раскола Зарубежной Русской Церкви и содержавшее призыв преодолеть его .

Важно отметить, что, когда летом 1926 г. произошел серьезный конфликт управляющего Западно-Европейской епархией митрополита Евлогия с Архиерейским Синодом Русской Православной Церкови Заграницей, ее священноначалие обратилось за поддержкой к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому), используя посредничество братии Руссика, которая имела неофициальные связи с гражданами СССР (и, получая от них сведения о церковных делах на Родине, передавала эту информацию священноначалию РПЦЗ). В письме от 16 августа из Сремских Карловац управляющий делами Архиерейского Синода РПЦЗ Е.И. Махараблидзе попросил игумена Мисаила через его корреспондента в СССР переслать митрополиту Сергию в Нижний Новгород резолюцию Архиерейского Собора РПЦЗ о раскольнической деятельности митрополитов Евлогия (Георгиевского) и Платона (Рождественского) и попросить Заместителя Местоблюстителя, «чтобы он подписал ее, приложив печать и поставив номер, и через него переслал бы Вам, а Вы сюда» .

В письме содержалась подробная инструкция необходимой деятельности: «…Все это надо сделать срочно. При этом надо объяснить, что это крайне необходимо, иначе вся заграничная Церковь расстроится, и все пропадет… Объяснить надо, чтобы они там не беспокоились, что эту резолюцию не будут печатать здесь в газетах, а познакомим с нею доверительно только архиереев. Так что большевики не будут знать ничего. Да и в резолюции ничего такого нет. Раз он Заместитель Патриаршего Местоблюстителя, то должен проявить попечение и о заграничной Церкви. Если не может подписать всю резолюцию, то пусть подпишет хоть первую часть, первую половину. Посылаю Вам для посылки м. Сергию записку о положении заграничной Церкви. Пусть он ознакомится с нею. Владыка наш подписал ее. Но если это опасно для тамошних, то Вы срежьте его подпись, но туда надо дать знать, что это – записка от нашего главы – м. Антония, большого друга м. Сергия. Ради Бога, постарайтесь поскорее. Если Вашему корреспонденту надо для сего даже поехать в Нижний Новгород к м. Сергию из Москвы, то пусть поедет и сообщит, сколько потратил, и мы сейчас же вышлем ему в долларах». К письму была приложена записка о положении Зарубежной Русской Церкви, составленная ее Первоиерархом митрополитом Антонием (Храповицким) .

Вскоре Е.И. Махараблидзе получил письмо от игумена Мисаила, в котором настоятель Руссика переслал полученное им из СССР послание митрополита Сергия от 10 июня 1926 г.

20 августа управляющий делами Архиерейского Синода РПЦЗ, в свою очередь, написал о. Мисаилу: «Прилагаемое послание м. Сергия очень хорошее. Прямо Дух Святый внушил ему сие. Спаси его Господи. Посылаю желательные нам проекты резолюции м. Сергия, переписанные на тонкой бумаге. Может быть, одну из них кто-либо подпишет. Вы сообщите Вашему агенту, что о сем просит м. Сергия м. Антоний». К этому письму прилагались пять проектов возможной резолюции Заместителя Местоблюстителя по поводу конфликта в Зарубежной Русской Церкви .

25 сентября Е.И. Махараблидзе отправил по этому поводу еще одно письмо игумену Мисаилу, в котором просил передать митрополиту Сергию через корреспондента Руссика в СССР прилагавшиеся «Скорбное послание» митрополита Антония к Константинопольскому Патриарху Константину VI от 17 февраля 1925 г., циркулярное распоряжение Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 г. № 362 и личную записку Первоиерарха РПЦЗ Владыке Сергию: «Ради Бога не вмешивайте в наши церковные дела Константинопольского Патриарха, он – враг Русской Церкви, мы сами поладим на основании указа Патриарха Тихона 7-20 ноября 1920 г. № 362 и на Вашем послании 10 июня 1926 г., которое уже принято нашим Синодом к исполнению». Чтобы не подвести митрополита Сергия в случае перехвата записки агентами ОГПУ, Владыка Антоний не написал обращения по имени и не поставил своей подписи, но Заместитель Местоблюстителя должен был узнать его подпись.

Следует упомянуть, что в связи с исполнением 21 сентября 1928 г. 50-летия священнослужения председателя Братства русских обителей (келлий) во имя Царицы Небесной иеросхимонаха Саввы, Архиерейский Синод Русской Православной Церкви Заграницей удостоил его награждения золотым наперсным крестом .

При этом некоторые насельники Руссика поддерживали отношения и с митрополитом Евлогием (Георгиевским). Так, когда в мае 1927 г. обитель посетил приехавший из Парижа русский писатель-эмигрант Б.К. Зайцев, сопровождавший его в поездке по Афону иеромонах Пинуфрий (Ерофеев) передал в подарок Владыке Евлогию икону, написанную на дереве Мамврийского дуба. В свою очередь митрополит с большим нетерпением ждал возвращения Б.К. Зайцева в Париж, чтобы узнать о положении русского монашества на Афоне и возможности участия святогорцев в церковной работе в его Западно-Европейской епархии .

После отделения управляющего Северо-Американской митрополии митрополита Платона (Рождественского) от Русской Православной Церкви Заграницей настоятель Свято-Пантелеимоновского монастыря архимандрит Мисаил 4 декабря 1927 г., осудив этот шаг, написал настоятелю храма в Ванкувере игумену Герасиму: «Надо… поминать на богослужениях не м[итрополита] Платона, а епископа Аполлинария, как законно принявшего от Архиерейского Синода власть, коей законно лишен м[итрополит] Платон, прежде признававший оный Синод, а потом уклонившийся от него. Ведь так поступать нелепо!.. Не бойтесь никаких прещений м[итрополита] Платона. Твердо держитесь епископа Аполлинария и неуклонно исполняйте его указания и распоряжения» .

Когда же, после смерти митрополита Платона, новый глава Северо-Американской митрополии владыка Феофил (Пашковский) в 1935 г. пошел на примирение с Архиерейским Синодом Русской Православной Церкови Заграницей, насельники Свято-Пантелеимоновского монастыря оказали активную поддержку в этом деле. В послании со Святой Горы представлявшему в США РПЦЗ архиепископу Виталию (Максименко) говорилось, что афонское иночество желает «достигнуть тесного объединения американских епархий со всею Зарубежною Русскою Православною Церковью» .

Осенью того же 1935 года наместник Свято-Пантелеимоновского монастыря иеросхимонах Иоанникий запросил Архиерейский Синод РПЦЗ – можно ли сослужить с прибывшим вторично на Афон английским иеромонахом Димитрием (Давидом Бальфуром, 1903-1989). Этот священнослужитель родился в католической семье, в детстве жил в России, полюбил русскую культуру и в 1926 г. стал насельником придерживавшегося православного типикона бенедиктинского Крестовоздвиженского монастыря в бельгийском городке Амэ-сюр-Мёз, где принял священный сан. В начале 1930-х гг. он встречался на Афоне с преподобным старцем Силуаном (Антоновым) и его учеником о. Софронием (Сахаровым). Именно эти подвижники повлияли на переход отца Давида в Православие. Об этом своем решении он написал 28 июля 1932 г. из Ковно (Каунаса) преп. о. Силуану . Вскоре о. Давид был принят в Ковно в Православие в сущем сане с новым монашеским именем Димитрий митрополитом Виленским и Литовским Елевферием (Богоявленским), состоявшим в юрисдикции Московского Патриархата. При назначении в 1933 г. архиепископа Вениамина (Федченкова) экзархом Северной Америки о. Димитрий сопровождал его в США в качестве секретаря и переводчика .

Ответ Первоиерарха РПЦЗ митрополита Антония (Храповицкого) в письме от 21 ноября 1935 г. был бескомпромиссным: «…так как митрополит Елевферий, а также и еп[ископ] Вениамин признали московского м[итрополита] Сергия, а последний безбожную большевицкую власть.., а сей господин… является одним из главных сотрудников а[рхиепископа] Вениамина в Америке и борется с соборною нашей иерархией там, то мы с ним общения не имеем. Советуем и Вам поступить так же. Если же этот самый господин Бальфур захочет служить во что бы то ни стало, то его надо принять в общение третьим чином, т.е. через покаяние, как принимают католиков» .

Был ли выполнен этот совет – неизвестно. В 1935-1936 гг. отец Димитрий (Бальфур) шесть месяцев жил в отшельничестве на Афоне, затем по требованию греческих властей был вынужден его покинуть. В дальнейшем он служил во Франции, Великобритании, в Греции, перейдя в юрисдикцию Элладской Церкви, в частности, в декабре 1937 г. получил место священника в афинском госпитале Благовещения и начал изучать богословие в Афинском университете . В начале 1939 г. иеромонах вновь приехал на Афон и уже беспрепятственно поселился в Свято-Пантелеимоновском монастыре. В одном из писем того времени пребывавший тогда в Руссике архимандрит Кассиан (Безобразов) сообщал: «С о. Дим[итрием] Бальф[уром] мы подружились. Мы вместе ходим по Афону, по самым суровым скитам. Видели удивительные места и удивительных людей. Все – греки. Сейчас о. Дим[итрий] уже в Афинах» .

Иеромонах Димитрий действительно поселился в Афинах, где стал духовником монастыря Пентели, окончил с отличием Афинский университет, был возведен в сан архимандрита, к 1941 г. назначен настоятелем церкви при королевской больнице «Евангелизмос» и даже, по благословению правящего архиерея, некоторое время являлся духовником королевской семьи. Весной 1941 г., в период вторжения германской армии в Грецию, он эвакуировался в Египет, в результате пережитого им кризиса веры снял с себя сан, служил в разведке английской армии и на дипломатической службе Великобритании, но в 1962 г. под влиянием о. Софрония (Сахарова) вернулся в Православие как богослов – мирянин, окончил аспирантуру богословского факультета Оксфордского университета и подготовил к изданию некоторые святоотеческие тексты, в частности, писания преп. Григория Синаита и свт. Симеона, архиепископа Солунского .

Весной 1937 г. бывший насельник Руссика известный старец-исихаст иеросхимонах Феодосий Карульский (Харитонов) при посредничестве валаамского монаха Иувиана (Красноперова) обратился к архиепископу Западно-Европейскому в юрисдикции Русской Православной Церкви Заграницей Серафиму (Лукьянову) с просьбой принять русских афонитов под его архипастырское попечение и водительство. Однако Владыка Серафим фактически уклонился от исполнения этой просьбы. В письме отцу Иувиану от 4 июня 1937 г. архиепископ писал: «Я с любовью готов был бы взять афонских отцов под свое покровительство, но не могу этого сделать без согласия митрополита Анастасия [Грибановского]. Раньше они находились под руководством м[итрополита] Антония [Храповицкого], а теперь должны перейти к его преемнику. Пусть о. Феодосий напишет о своем послании митрополиту Анастасию… Если он согласится, то я могу взять афонских отцов под свое руководство. О. Феодосия я знаю с юных лет. Я был семинаристом II-го класса, а он – помощником инспектора в Саратове. Мы земляки, оба саратовские крестьяне. Он и тогда был, как ангел Божий. О нем мне каждый год рассказывает бывающий на Афоне настоятель русской церкви [в Белграде] прот. Беловидов, с которым о. Феодосий беседует. Сочинение о. Феодосия против ереси Булгакова я получил с Афона, и оно хранится у меня…» .

С возмущением отреагировали монахи Руссика на жестокие гонения на Православие в Польше в конце 1930-х гг., которые затронули и русских эмигрантов в этой стране. Так, например, в 1939 г., имея в виду недавние польские события и насильственное окатоличивание там, монах Василий (Кривошеин) писал своей матери: «Ты пишешь, что ходишь в католический храм. Не могу сказать, чтобы мне это очень нравилось… И все же я предпочитаю, чтобы ты ходила в церковь латинского обряда, чем в так называемую церковь восточного обряда (униатскую). Последнее мне кажется для православного человека совершенно недопустимым и даже постыдным, так как пресловутый восточный обряд является в конечном счете лишь боевой машиной, коварной и нечестной, направленной против Православной Церкви… Несмотря на это, я несравненно лучше отношусь к римо-католикам, чем к атеистам и так называемым вольнодумцам» .

После случившейся 22 января / 4 февраля 1940 г. кончины настоятеля Руссика игумена Мисаила (Сапегина) Первоиерарх Русской Православной Церкви Заграницей митрополит Анастасий (Грибановский) совершил панихиду в главном храме русской эмиграции в Югославии – Свято-Троицкой церкви в Белграде. Заканчивая свое слово об отце Мисаиле, Владыка призвал всех молящихся в храме возвести молитву об упокоении «великого старца» и том, чтобы Господь дал Свято-Пантелеимоновскому монастырю подобного руководителя .

Когда, после смерти игумена Мисаила, в начале 1940 г., при диктатуре И. Метаксаса, греческое правительство и Священный Кинот категорически потребовали от русских монахов на Афоне признания «Нового канонизма» (устава), избранный настоятелем Свято-Пантелеимоновского монастыря иеромонах Иустин (Соломатин) обратился 20 февраля за советом к Первоиерарху Русской Православной Церкви Заграницей митрополиту Анастасию (Грибановскому) .

В другом письме от 20 февраля бывшему российскому посланнику в Сербии В.Н. Штрандтману отец Иустин выразил благодарность за соболезнования по случаю кончины игумена Мисаила и сообщил, что сейчас, в связи с поставлением нового игумена, Кинот требует подписать устав 1925 г.: «Теперь этот вопрос поставлен категорически, но большинство братии боится идти на этот шаг, так как опасается, что после этого монастырь перейдет в чужие руки». Новый настоятель просил в ближайшее время посоветовать, как братии лучше поступить .

Антипросоп Руссика монах Василий (Кривошеин) также написал о возникшей проблеме настоятелю русской Святой-Троицкой церкви в Белграде протопресвитеру Петру Беловидову. В своем ответе от 9 марта отец Петр сообщил, что познакомил с письмом митрополита Анастасия, который выразил согласие с заключением о. Василия и попросил прислать ему документы о деле .

Рекомендация Первоиерарха Русской Православной Церкви Заграницей, выраженная в ответном письме от 20 апреля, привела к тому, что монастырь согласился исполнять предписания Нового канонизма, в качестве существующего государственного законоположения, но представители обители не подписались под уставом. 21 мая 1940 г. архимандрит Иустин с братией в письме выразили благодарность митрополиту Анастасию за его отзыв .

Значительную часть обращений русских святогорцев к представителям русской эмиграции составляли просьбы об оказании материальной помощи в связи с тяжелой продовольственной ситуацией. Так, уже 12 июня 1921 г. Собор старцев Свято-Ильинского скита решил отправить председателю Высшего Русского Церковного Управления Заграницей митрополиту Антонию (Храповицкому) письмо, «в котором изложить крайнюю свою нужду относительно продуктам и прочим предметам» .

В 1923-1925 гг. бывшие посланники России в Греции и Сербии – Е.П. Демидов и В.Н. Штрандтман, как и ряд других представителей русской эмиграции оказали существенную помощь Свято-Пантелеимоновскому монастырю в возвращении обители занятого греческими властями под военный санаторий Преображенского корпуса, а также проведении сбора пожертвований в Королевстве сербов, хорватов и словенцев .

28 апреля мая 1925 г. В.Н. Штрандтман от имени возглавляемой им Делегации, ведающей делами русской эмиграции в Королевстве сербов, хорватов и словенцев, поздравил братию Руссика с Пасхой и в том же письме сообщил: «Ни на минуту не забываю Ваши дела». 2 мая того же года Штрандтман попросил игумена Мисаила прислать конкретные сведения о численности и материальном положении братии, и такие сведения вскоре были высланы . В соответствии с циркулярным письмом митрополита Евлогия (Георгиевского) от 23 февраля 1926 г. пожертвования на нужды русских афонских обителей в том же году внесла община российского посольского Свято-Николаевского храма в Брюсселе .

В своем опубликованном 13 декабря 1929 г. очерке «Вновь об Афоне» известный русский писатель-эмигрант Б.К. Зайцев старался привлечь внимание как к последствиям опустошительного для Руссика пожара 1927 г., так и к особенно бедственному продовольственному положению одной из русских келлий: «Мне недавно сообщили о большой нужде келлии св. Иоанна Златоуста, недалеко от Кареи… Эта келлия едва жива. Благодаря некоторым обстоятельствам утварь из ее храма была вывезена в соседнюю страну [в Сербию] и положила основание новому монастырю. Теперь у келлии ничего нет. Кусочек земли с огородом – все ее достояние. Монахи буквально голодают (исключительно старики). На пятнадцать дней выдается кусок хлеба и большая ложка масла, но сейчас и на масле экономят. Облачения в лохмотьях. Служить не в чем, одеваться не во что. Издохла даже старая «мулашка», единственное животное келлии – на ней ездили получать с пристани редкие дары извне. И даже на престольный праздник не может келлия отворить своих врат для приема гостей, как обычно делается на Афоне: принять, угостить нечем» . Писатель призвал посылать пожертвования для келлии св. Иоанна Златоуста в редакцию парижской эмигрантской газеты «Возрождение», где был опубликован очерк «Вновь об Афоне».

Правда, до окончания Второй мировой войны, когда эмигранты из России сами боролись за выживание и испытывали материальную нужду, оказываемая ими святогорцам помощь была большей частью моральной. Так, например, находившийся в юрисдикции РПЦЗ епископ Лондонский Николай (Карпов) 18 июня 1930 г. переслал коллективное прошение о материальной поддержке русских иноков Афона Комитету помощи православному духовенству, образованному при Английском христианском протестном движении против религиозных гонений в СССР. В сопроводительном письме епископ писал, что, посетив Афон летом 1925 г., лично видел нужду 1200 русских монахов, в подавляющем большинстве преклонного возраста, которые вынуждены работать на сенокосе, собирать маслины и орехи на земле богатых греческих монастырей. Он наблюдал у келлиотов церкви без утвари, подсвечников, паникадил и пустые ризницы; иноки хранили только библиотеки, но теперь ради пропитания вынуждены продавать и их. Владыка Николай отмечал, что бедная русская эмиграция сама не может помочь святогорцам .

2 октября 1932 г. «Воззвание о помощи русским келлиям и пустынникам Афона» написало Братство русских обителей (келлий) во имя Царицы Небесной. В 1932 г. был создан Комитет помощи русским афонским инокам, в создании и деятельности которого активное участие принимал управлявший русскими приходами в Болгарии епископ Богучарский Серафим (Соболев). В своих проповедях Владыка неустанно призывал прихожан делать пожертвования на святое дело спасения голодавших монахов, поддержать православных братьев на Святой Горе и не дать погибнуть афонской святыне. Подобная, пусть и скромная, поддержка русских эмигрантов также помогала спасти Свято-Пантелеимоновский монастырь и другие афонские обители от запустения .

После сильного землетрясения 1932 г. все русские монастыри и скиты нуждались в неотложном восстановлении пострадавших строений, и в последующие годы в эмигрантских периодических изданиях регулярно печатались объявления с просьбой о помощи в восстановлении монашеских обителей. Только в «Православном русском календаре за 1934 г.», изданном русским монашеским братством преп. Иова Почаевского во Владимировой (Ладомировой), было опубликовано семь обращений Братства русских обителей во имя Царицы Небесной о помощи келейникам на Афоне, в том числе воззвание, в котором говорилось: «Иноки… с самого начала великой мировой войны испытывают крайнюю нужду в насущном хлебе…» .

Святогорцы в значительной степени рассчитывали на помощь русской эмиграции. Небольшие группы монахов отправлялись в православные страны, особенно на Балканы, где проживали беженцы из России, рассказывали о тяжелой ситуации в монастырях, собирали пожертвования, принимали заказы на изготовление икон и церковной утвари и т.п. В частности, в «Православной Руси» в ноябре 1937 г. было напечатано следующее обращение обители Святого Благовещения:

«Возлюбленные во Христе братья и сестры, все православные христиане! Святая Гора Афонская с древних времен пользовалась милосердием всех Христолюбивых людей, а в особенности русские обители, не располагая никакими земными угодьями и никакими средствами к существованию, а тем паче с 1917 г., после перемен в нашем Отечестве. Двадцать лет уже прерваны связи России с Афоном, и за все это время наша обитель Благовещения Пресвятой Богородицы переносит и терпит многие лишения… Потому молим Вас принять к сердцу нашу смиренную просьбу и уделить от Ваших благ в пользу братии нашей, которые оскудели и на церковные нужды: масло, свечи и т.п., которых не хватает в нашей обители. Молим Вас о пожертвованиях с приложением имен Ваших и Ваших ближних за здравие и упокой для поминания во время Божественных богослужений. Всякое пожертвование будет принято с благодарностью. Да не оскудеет рука дающего! Отец Иоанникий с братством» .

Материальная помощь со стороны российской диаспоры продолжала оказываться и в дальнейшем. Так, например, во время поездки в 1944 г. в Болгарию иеродиакона Давида (Цубера) для закупки продовольствия братии Свято-Пантелеимоновского монастыря русские церковные эмигранты в этой стране пожертвовали монастырю около 7 тысяч левов: 4403 – архиепископ Серафим (Соболев), 2 тысячи – игумен Иннокентий и 500 – иеромонах Сергей .

Наряду с оказанием материальной помощи эмигранты из России старались помочь в защите русским святогорцам от различных ущемлений со стороны греческих властей. В частности, в августе 1931 г. настоятель келлии св. Иоанна Златоуста на Афоне иеросхимонах Варсонофий с братией обратился к Первоиерарху Русской Православной Церкви Заграницей митрополиту Антонию (Храповицкому) с просьбой возбудить перед обществом вопрос о защите на Афоне русского, сербского, болгарского и румынского монашества от греческого насилия. В это же время и Свято-Пантелеимоновский монастырь получил строгое послание Вселенского Патриарха с угрозой строго покарать братию за то, что она не вводит у себя «Новый канонизм» (устав), якобы притесняет иноков-греков в обители и упорствует в нежелании принять греческое подданство. Владыка Антоний обратился к Сербскому Патриарху Варнаве с просьбой выступить в защиту русских святогорских иноков, что вскоре и было сделано.

Одновременно митрополит Антоний написал представителю Нансеновской организации для беженцев в Греции Котельникову, а тот в свою очередь в греческое Министерство иностранных дел, но там отрицали какие-либо притеснения русских иноков. В связи с сохранением тяжелой ситуации 7 октября 1931 г. Архиерейский Синод Русской Православной Церкви Заграницей постановил просить митрополита Антония продолжать помощь инокам. В следующем году, как уже отмечалось, был создан Комитет помощи русским афонским инокам .

Архиепископ Виталий (Максименко) в докладе Епархиальному съезду русской Северо-Американской епархии от 19 марта 1935 г. так охарактеризовал сложившуюся на Святой Горе ситуацию: «Еще тяжелее [чем в Бессарабии] положение на Афоне, попавшем под Греческую власть. Там в русские монастыри никого не пускают и ждут, пока перемрут старые русские монахи, чтобы завладеть русскими монастырями и их ценностями» .

В это же время всемирно известный богослов, бывший профессор Петроградской Духовной Академии, а затем профессор Софийского университета Николай Никанорович Глубоковский писал: «Греки злобно навалились на беззащитных единоверцев Святой Горы, особенно на русских монахов. Если так продолжится и дальше, то от славных русских, болгарских и сербских обителей Афона скоро останутся лишь камни… Но и они всегда будут вопить о страшной неправде» .

В 1937 г. профессор Антон Владимирович Горемыкин и князь Никита Петрович Мещерский выступали в Париже с докладами о сложном положении русских обителей Афона . Интерес к этой проблеме проявлял и известный деятель Русского христианского студенческого движения во Франции и Чехословакии протоиерей Сергий Четвериков, который и некоторые свои богословские труды посвятил афонской тематике, в частности книгу 1938 г. об основателе Свято-Ильинского скита схиархимандрите свт. Паисии (Величковском) .

Большое внимание к положению русских обителей Афона в 1930-е – начале 1940-х гг. проявлял аляскинский миссионер архимандрит Герасим (Шмальц), бывавший на Святой Горе до начала Первой мировой войны. Он активно старался заинтересовать русское зарубежье судьбой своих соотечественников-святогорцев. Так, в письме отца Герасима известному русскому писателю-эмигранту Б.К. Зайцеву с о. Аяхталик на Аляске в Париж от 27 октября 1940 г. говорилось: «Письма с Афона получаю часто, и почти каждое из них извещает меня о смерти кого-нибудь из иноков. Вымирает там русское монашество, эти единственные хранители чистоты святого Православия. Вот что творят единоверные нам греки, из-за которых наша Русь пролила реки крови и которая до самой революции так щедро помогала всем восточным народам… Вот Вы так прекрасно, так трогательно описали о Св. Горе, о подвижниках ее, и в каждой строчке Вашего писания видно любовь, сострадание к тем, кто избрал для себя иную жизнь вдали от мира! Прекрасная Ваша книга о русском Афоне, о св. острове Валаам. Спаси Вас за это Господь!.. Конечно, в Америке проживают святители монахолюбцы: Архиепископ Тихон [Троицкий], Архиеп. Виталий [Максименко], Еп. Иоасаф [Скородумов], Еп. Иероним [Чернов], они помогают афонцам как только могут материально. По-моему, всем бы Архиереям нужно подать прошение греческим властям об открытии Св. Горы для всех славян. Но печально то, что наши Владыки не живут в мире и любви в такое страшное время» .

В свою очередь святитель епископ Шанхайский Иоанн (Максимович), выступая на Втором Всезарубежном Соборе Русской Православной Церкви Заграницей в августе 1938 г. описал ситуацию на Святой Горе следующим образом: «Афон испытывает тройное бедствие: прекращение притока богомольцев и средств из России, реквизиция части недвижимых имуществ монастыря греческим правительством и полное воспрещение прибытия туда новых монахов славянской народности, особенно русских, которых не пускают даже в качестве паломников. Афон находится в опасности полного истощения» . Всезарубежный Собор уделил этой проблеме определенное внимание, но оказать существенное влияние на изменение ситуации не смог.

* * *

Особо следует отметить, что братия Свято-Пантелеимоновского монастыря и других русских обителей Афона активно помогала новым приходам и монастырям, создаваемым эмигрантами из России – во Франции, Чехословакии, Бельгии и других странах, но прежде всего в Югославии.

В частности, в 1930-1931 гг. при содействии братии Афонского Свято-Пантелеймоновского монастыря на русском участке Нового кладбища в Белграде была построена и украшена Иверская часовня, воздвигнутая после того, как советские власти в 1929 г. уничтожили одноименную часовню XVII в. у Воскресенских ворот перед Красной площадью в Москве. Деньги на строительство часовни пожертвовали югославский король Александр I, русские и сербские церковные общины, а также большое количество зачастую очень бедных русских эмигрантов из многих стран мира.

Для украшения часовни они хотели иметь и новый точный список пребывавшей на Афоне чудотворной Иверской иконы Божией Матери. При этом оказалось очень непросто получить у монахов греческого Иверского монастыря разрешение написать его, так как для этого надо сдвигать с места подлинный образ. Чтобы добиться этого разрешения, 78-летний настоятель Руссика архимандрит Мисаил (Сапегин) сам отправился в далекий путь по горным тропам на муле в Иверский монастырь. Такому просителю иверские старцы не решились отказать, и икона была написана (иеромонахом Николаем) .

5 июля 1931 г. из русской Свято-Троицкой церкви в Белграде к построенной часовне с пением акафистов двинулся крестный ход с преднесением написанного на Афоне списка Иверской иконы Божией Матери, возглавляемый епископом Лондонским Николаем (Карповым). Он был встречен Первоиерархом Русской Православной Церкви Заграницей митрополитом Антонием (Храповицким), который вместе с Сербским Патриархом Варнавой (Росичем) в тот же день освятил храм-часовню .

Афонский список Иверского образа Божией Матери и ныне находится внутри часовни. Кроме этой иконы (в память Москвы), украшенной серебряным окладом, в храме, в небольшом иконостасе, были помещены также привезенная из Иерусалима икона Успения Божией Матери (в память Киева) и дар афонского Свято-Пантелеимоновского монастыря – список образа Нерукотворного Спаса, бывшего в домике Петра Великого (в память Петрограда). На наружной стене в особых нишах были помещены два больших образа: свт. Николая – в память императора Николая II и свт. Алексия митрополита Московского – в память цесаревича Алексея, также доставленные с Афона .

Часовня имела алтарь и периодически служила вторым русским приходским храмом Белграда. В ее усыпальнице в 1936 г. был погребен скончавшийся 10 августа митрополит Антоний (Храповицкий). 9 апреля 1933 г. напротив Иверской часовни в присутствии югославского короля Александра I был открыт величественный памятник павшим русским воинам. В склепе под монументом были погребены перевезенные из разных мест останки 623 российских солдат и офицеров, погибших в годы Первой мировой войны на территории Сербии .

Во Франции насельник Свято-Пантелеимоновского монастыря схиархимандрит Алексий (Киреевский) основал скит Всех святых в земле Российской просиявших вблизи г. Мурмелон Ле Гран в провинции Шампань. 25 ноября 1925 г. о. Алексий по приглашению главы русской Западно-Европейской епархии митрополита Евлогия (Георгиевского) и благословению игумена Мисаила выехал в Париж и в дальнейшем купил на пожертвованные деньги участок рядом с русским воинским кладбищем под Мурмелоном. В 1932 г. о. Алексий устроил скит, чтобы «создать религиозный центр для молитв об убиенных воинах, а также для вечного упокоения усопших в эмиграции», и стал его настоятелем. Старцы Свято-Пантелеимоновского монастыря считали необходимым иметь своего представителя в одном из центров русской эмиграции, и поэтому, несмотря на просьбы о. Алексия разрешить ему вернуться в обитель, настаивали на его пребывании во Франции, где он и скончался в 1945 г. Этот русский скит под Мурмелоном являлся метохом Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря во Франции.

29 января 1929 г. игумен Руссика о. Мисаил в письме к одному из руководителей русской эмиграции в Югославии С.Н. Палеологу сообщил, что желая почтить память недавно скончавшегося великого князя Николая Николаевича добрым делом, братия монастыря посылает одну тысячу динар для оплаты койки имени почившего великого князя в белградской здравнице О.М. Врангель .

Весной 1931 г. настоятель Свято-Пантелеимоновского монастыря архимандрит Мисаил с охотой благословил русское типографское и миссионерское монашеское иноческое братство преподобного Иова Почаевского в селе Ладомирова (Владимирова) на востоке Чехословакии (в так называемой Карпатской Руси). Это братство представляло собой самый успешный образец возрождения русского монашества в условиях эмиграции. Оно было основано знаменитым почаевским типографом и издателем журнала «Русский инок» архимандритом Виталием (Максименко) и прославилось своей книгоиздательской деятельностью, став в 1930-е гг. крупнейшим издательским центром всего русского церковного зарубежья. В период Второй мировой войны типография братства активно снабжала богослужебной и другой религиозной литературой верующих на оккупированных территориях СССР, в значительной степени способствуя возрождению там церковной жизни. Братия монастыря преп. Иова Почаевского также проводила большую миссионерскую работу среди католиков, униатов (словаков и русин) и русских эмигрантов в Чехословакии, в чем получала существенную помощь от русских обителей Святой Горы.

10 апреля 1931 г. игумены трех главных русских обителей Афона подписали специальную грамоту в поддержку миссионерской деятельности руководителя братства преп. Иова Почаевского архимандрита Виталия (Максименко), за которой «давно с вниманием и радостью» следили. В грамоте говорилось: «…мы, иноки Святой Афонской Горы – древнего оплота Православия, уже давно ревнуя о просвещении Карпатской Руси светом истинной Православной Веры, посылаем Вам и Вашим сотрудникам – миссионерам благословение Святой Горы Афонской и особое «Послание» для широкого распространения среди народа на Карпатах… Кроме сего извещаем Вас, что имя Ваше со всею во Христе Братиею Вашею отныне будет поминаться на проскомидии Божественной литургии ежедневно в обителях наших». Миссионерской обители преп. Иова Почаевского также были пожертвованы: от Свято-Пантелеимоновского монастыря – икона св. великомученика Пантелеимона, освященная на честной главе святого; от Свято-Андреевского скита – список чудотворной Иверской иконы Божией Матери, от Свято-Ильинского скита – икона св. пророка Илии .

С 1931 г. в монастырской церкви св. Архангела Михаила в Ладомировой также хранились и другие великие святыни, дарованные афонскими монахами, прежде всего, части правой руки и честной главы свт. Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, привлекавшие большое количество паломников. Всего с Афона в обитель преп. Иова Почаевского прибыли два ковчега со святыми мощами, так как в 1931 г. Свято-Пантелеимоновский монастырь пожертвовал новой обители часть мощей св. великомученика Пантелеимона. Когда в 1935 г. благочинный Ладомировского монастыря игумен Иов (Леонтьев) совершил с миссионерскими целями поездку по русским общинам Западной и Центральной Европы, он вез с собой именно частицу святых мощей св. вмч. Пантелеимона, присланную из Руссика .

В Пасхальные дни 1931 г. Свято-Пантелеимоновский монастырь посетил подвизавшийся здесь прежде насельник Ладомировского братства иеромонах Серафим (Иванов). Он отметил, что из двух тысяч человек прежней братии в Руссике осталось лишь примерно одна десятая часть, причем 20 иноков были выходцами с Карпатской Руси.

Отец Серафим в одной из своих статей написал, какую значительную помощь и поддержку оказали ему насельники монастыря: «Узнав, что я миссионер с Карпат, почти каждый из монахов ревновал внести свою лепту на дело Православной миссии. Один вручал мне заветный крестик с частицами св. мощей; другой брал с божницы дорогую по красоте живописи икону и передавал на благословение; третий, узнав о бедности убранства нашего храма, снимал из-за постели коврик и дарил мне, с просьбой постилать пред святым престолом; четвертый совал мне в руки книжку, четки, деревянную ложку своей работы и т.п. Весьма утешил нашу обитель Пантелеимоновский иеромонах о. Пинуфрий. Он принес мне собрание камней и священных реликвий из разных мест Палестины и Синая, которые, в благолепном ковчеге, снабженные соответствующими надписями и фотографиями, служат ныне украшением нашего миссийного храма» , незнакомый монах подарил с десяток ценных духовных книг и т.д.

Игумен Мисаил «с охотой согласился благословить… Миссионерскую обитель во Владимировой на Карпатах благодатным образом Великомученика и Целителя Пантелеймона» и дал отцу Серафиму на прощание знаменательное напутствие: «Вот ты по милости Владычицы нашей получил в Ее святом Уделе много духовных сокровищ. Да почиет же с сими святынями на вашей Миссионерской Обители благодать святого Афона; да будет она отныне как бы малым Карпаторусским Афоном» . Активно старался поддержать новые очаги Православия, возникавшие благодаря деятельности эмигрантов из России в Европе, проходивший послушание в канцелярии Руссика иеромонах Пинуфрий (Ерофеев). Так живая афонская традиция выходила в мир русских изгнанников.

Во многом благодаря возведенному в 1931 г., вскоре после возвращения из афонской поездки, в сан игумена и ставшему в дальнейшем настоятелем братства преп. Иова Почаевского о. Серафиму, русская обитель в Чехословакии вплоть до начала Второй мировой войны имела прочные духовные связи со Свято-Пантелеимоновским монастырем, и в частности распространяла среди верующих его печатные издания. В 1934-1936 гг. духовником монашеского братства преп. Иова Почаевского служил прибывший из Руссика схиигумен Кассиан (Корепанов), позднее вернувшийся в родную обитель .

В 1932 г. братия Свято-Пантелеимоновского монастыря помогла в строительстве храма святого и праведного Иова Многострадального в память царя-мученика Николая II «и всех русских людей, богоборческой властью в смуте убиенных» в Брюсселе. 24 января 1932 г. к русским святогорцам обратился за помощью комитет по сооружению храма, который находился под покровительством великой княгини Ксении Александровны и почетным председательством Сербского Патриарха Варнавы (председателем был протоиерей Василий Виноградов). Через представителя Руссика в Салониках иеродиакона Андрея в монастырь передали воззвание, «Вестник» комитета, подписной лист, а также бланк перечня русских людей, убитых и умученных богоборческой властью, для вписания новых имен и внесения их в Синодик с целью дальнейшего поминовения за богослужением .

К 15 марта в адрес комитета переслали собранные по подписному листу средства, а 19 октября 1933 г. в Свято-Ильинском скиту составили перечень имен русских святогорцев, убитых или умерших в ссылке и заключении в Советской России, который насчитывал 21 человека и, кроме того, включал еще около 20 убиенных православных иноков, монахинь, священников и мирян .

В августе того же года братия Свято-Пантелеимоновского монастыря в благословение возводимому храму-памятнику св. Иова Многострадального прислала 12 частиц мощей 12 угодников Божиих, в том числе св. ап. Луки, св. вмч. Пантелеимона, св. Иоанна Златоуста, св. Григория Богослова, св. вмч. Григория Победоносца и др.

Афонское происхождение имеют две особо чтимые иконы Свято-Николаевского храма в Брюсселе. Первой в храм была передана икона Божией Матери «В скорбях и печалях утешение», написанная и освященная в Свято-Андреевском скиту в 1894 г. в дар российской посольской церкви в Брюсселе от архимандрита Иосифа с братией. Второй святыней храма является икона Божией Матери «Иерусалимская на Афоне», написанная насельником Руссика монахом Денасием в 1910 г. На обороте этого образа написано, что он был освящен 19 декабря 1924 г. на чудотворной Иерусалимской иконе Божией Матери в Свято-Пантелеимоновском монастыре и посылается в дар Святейшему Патриарху Московскому и всея России Тихону для его Патриаршего храма «во благословение от Святыя Горы Афонския и Пантелеимонова монастыря». При митрополите Бельгийском и Брюссельском Александре (Немоловском) во время всех служб акафиста эта икона лежала на аналое в центре храма, и перед ней Владыка Александр (около года живший на Афоне) также служил все заказываемые молебны Божией Матери .

В 1934 г. в благословение общины главного храма русской эмиграции в Югославии – Свято-Троицкой церкви в Белграде игумен Мисаил передал ей часть мощей святых угодников Божиих, которые поместили в особом киоте на святом престоле и в положенные дни выносили для освящения молящихся в храме (ковчег с этими мощами и сейчас находится в Свято-Троицкой церкви) . Подобную помощь русские святогорцы оказывали и другим эмигрантским общинам и монастырям, созданным эмигрантами из России.

* * *

Особенно тесную связь братия русских обителей Афона имела с российской эмиграцией в Греции. После революционных событий 1917 г. и поражения Белой армии в гражданской войне в эту страну прибыло значительное количество беженцев из России. По официальным данным в начале 1921 г. их оказалось 31,5 тысяча, из них полторы тысячи в Афинах и две тысячи в Салониках (их называли «левкороссос», то есть «белыми русскими»), большинство же составляли донские и кубанские казаки, проживавшие в лагерях на острове Лемнос. Кроме того, в 1920-е гг. в Грецию репатриировалось около 100 тысяч российских греков, так называемых понтийцев или «россопонтов» . Правда, во второй половине 1921 г. почти все казаки вместе с военным духовенством были вывезены с Лемноса в Болгарию и Королевство сербов, хорватов и словенцев. В 1924 г. во всей Греции проживало лишь 3 тысячи русских эмигрантов, в 1928 г. – 2 тысячи, а в 1935 г. – 2200 . Большую роль в поддержке беженцев сыграла королева эллинов Ольга Константиновна (вдова греческого короля Георга I и русская великая княгиня, 1851-1926), короткое время фактически управлявшая страной.

Уже осенью 1918 г. в Афинах был образован Союз помощи русским в Греции, который обратился за содействием к своим соотечественникам, пребывавшим на Святой Горе. Все русские обители Афона откликнулись на этот призыв. Наибольшую помощь оказал Свято-Пантелеимоновский монастырь, в январе 1919 г. Братство русских келлий пожертвовало 280 драхм, братия Свято-Ильинского скита – 30 драхм и т.д.

В первой половине марта 1919 г. корреспондент российского консульства в Салониках А.А. Павловского, согласно постановлению совместного заседания представителей русских святогорцев от 4 марта запросил мнение главных русских обителей Афона о возможности создания на Святой Горе местного комитета (отделения) Союза помощи русским в Греции. 16 марта настоятель Свято-Пантелеимоновского монастыря архимандрит Мисаил ответил, что его братия сама затрудняется заняться организацией комитета, но если другие обители захотят, она не будет против. В конце концов, о желании открыть на Афоне отделение Союза помощи русским в Греции сообщили лишь насельники Свято-Ильинского скита, и оно не было создано .

В середине февраля 1920 г. через салоникского генерального консула русским обителям Афона поступило письменное предложение российского посланника в Афинах принять тысячу человек раненых русских солдат и офицеров, но на эту просьбу из-за тяжелой материальной ситуации в обителях последовал отказ. Так, Духовный Собор старцев Свято-Ильинского скита в ответном письме от 24 февраля сообщил, «что для названных раненых у нас найдутся помещения на 30 чел. и, с великим трудом, кое-какие кровати, хотя совершенно голые, ибо у нас нет ни тюфяков, ни простыней, ни подушек, ни одеял. У нас также нет для них ни белья, ни медикаментов. О продовольствии и говорить нечего, ибо мы крайне нуждаемся не только в самых необходимых продуктах, но и в насущном куске хлеба. Поэтому всем понятно, что упомянутые раненые не могут у нас находиться» . В результате раненые русские солдаты на Афон не прибыли.

Русский Свято-Троицкий храм в Афинах после революции еще некоторое время действовал при Российской дипломатической миссии, которую с 1912 г. возглавлял последний императорский посланник в Греции Е.П. Демидов – князь Сан-Донато (1868-1943). Он и его жена, С.И. Демидова, урожденная графиня Воронцова-Дашкова (1870-1953), известная благотворительница и уполномоченная Российского общества Красного Креста, оказывали всестороннюю помощь как общине Свято-Троицкого храма, так и русским святогорцам . В частности, Е.П. Демидов в конце 1918 г. занимался вопросами открытия после окончания войны Константинопольских подворий русских обителей Афона, затем возвращения Свято-Пантелеимоновскому монастырю изъятого под военный санаторий Преображенского корпуса, предотвращения реквизиции греческими властями метохов Руссика и т.д.

Настоятелем Свято-Троицкой церкви с 1914 по 9 декабря 1920 гг. служил выпускник Московской Духовной Академии архимандрит Сергий (в миру Дабич Николай Федорович, 1877-1927). В августе 1919 г. он предпринял поездку на Святую Гору, чтобы собрать сведения о положении ее русских обителей, но был выслан Протатом . В июне 1921 г. был образован «Союз русских православных христиан в Греции», получивший статус юридического лица. При этом Свято-Троицкая церковь еще несколько лет оставалась в ведении Российской миссии, а ее настоятель числился в списке дипломатов и поддерживал связь .

С образованием в 1924 г. СССР и его официальным признанием 1 июня того же года Грецией русская община в Афинах была официально отделена от посольства и вошла в состав Афинской архиепископии со статусом парекклисиона (прихода без полных юридических прав); вместо «Союза русских православных христиан в Греции» был образован приходской совет (в ведение которого перешел Свято-Троицкий храм) .

В Салониках, на северной окраине города – в квартале Харилау, со времени Первой мировой войны находился лагерь, где в 1920-1960-х гг. проживали русские беженцы. Первоначально они посещали небольшую домовую церковь св. вмч. Димитрия Солунского при Русской больнице, традиционно связанной с русскими обителями Афона. Многие святогорцы лечились в этой больнице, так, например, 27 февраля 1921 г. в ней после продолжительной болезни от туберкулеза скончался известный насельник Руссика иеросхимонах Андрей (в миру Андрей Степанович Жеков) . В первые послереволюционные годы в церкви св. вмч. Димитрия Солунского служили иеромонахи афонского Свято-Пантелеимоновского монастыря, в 1924-1925 гг. – священник Илия Голоколосов , а в 1926-1930 гг. – протоиерей Иоанн Турский.

В 1921 г. на территории лагеря беженцев в Харилау была устроена маленькая «походная церковь», утварь и иконостас которой передали из упраздненных военных храмов распущенного Русского экспедиционного корпуса на Балканах . Однако эмигранты мечтали о своем достаточно большом русском приходском храме и в конце 1920-х гг. образовали организационный комитет по его созданию, получивший благословение Салоникского митрополита и помощь русских святогорцев. В 1929 г. возглавляемый генералом В.Д. Путинцевым комитет приобрел один из бараков лагеря Харилау и перестроил его под церковь. В 1930 г. храм был освящен греческим Салоникским митрополитом во имя свт. Николая Чудотворца. Иконы для храма в основном подарили эмигранты, утварь и иконостас взяли из походной церкви Русского экспедиционного корпуса на Балканах, много образов, а также часть утвари и облачения пожертвовали русские афонские обители. С их помощью была собрана и приходская библиотека (позднее ее передали в Русскую богадельню в Афинах).

В начале 1930-х гг. домовая Димитровская церковь вместе с Русской больницей была муниципализирована и отошла городу, однако большую часть ее убранства удалось передать в храм свт. Николая Чудотворца. В связи с этим он стал носить двойное посвящение – свт. Николая и св. вмч. Димитрия Солунского. Одной из основных особенностей прихода была тесная связь с русским монашеством на Афоне, по мере сил заботившимся о своих соотечественниках на чужбине. В храме часто служили русские святогорцы.

С 1930 г. до 1944 г. настоятелем храма в Харилоу служил протоиерей Иоанн Турский. Он считал себя клириком Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ), хотя официально приход числился в составе местной епархии Элладской Церкви, и эта юдисдикционная двойственность сохранялась до 1960-х гг.

В 1920-х гг. городские власти Салоник отвели часть кладбища в районе Каламария (вблизи бывшего метоха Свято-Пантелеимоновского монастыря) для захоронения жителей Русского лагеря, всего на этом участке было погребено около 300 человек.

Еще один русский мемориал был создан с помощью русских святогорцев на самом большом в Греции военном союзническом кладбище времен Первой мировой войны – Зейтинлик (на окраине Салоник), где покоятся 20,5 тысяч солдат Антанты, павших в 1915-1918 гг. на Салоникском (Македонском) фронте, среди них около 400 русских . Местоположение кладбища было выбрано неслучайно: в этом районе Салоник во время Первой мировой войны находился большой госпиталь войск Антанты и главный штаб сербских частей. Участок, где начались захоронения павших солдат, после окончания войны был подарен греческим правительством странам Антанты .

Уже в октябре 1917 г. по просьбе российского генерального консула в Салониках Свято-Пантелеимоновский монастырь выслал заготовленные колья для установки крестов на могилах русских солдат. В 1918 г. начались работы по благоустройству русского участка, закончившиеся в 1936 г.; в частности, там были высажены кипарисы, подаренные русскими святогорцами. Так, 4 октября 1918 г. консульский корреспондент на Афоне А.А. Павловский написал игумену Мисаилу, что консул П.А. Лобачев просил выслать на французском пароходе 80 кипарисов для украшения русского военного кладбища, и 8 октября настоятель Руссика сообщил о своем согласии .

В 1930-х гг. эмигранты из России начали собирать средства для постройки на русской части кладбища своего храма-памятника. Союз русских эмигрантов Македонии-Фракии выпустил воззвание, в Афинах был даже учрежден Комитет по сбору пожертвований на увековечивание памяти русских воинов, павших на Македонском фронте, под председательством супруги последнего российского посла в Афинах княгини С.И. Демидовой Сан-Донато. Свою лепту внесли и русские святогорцы. Однако бедственное материальное положение русских эмигрантов и начавшаяся Вторая мировая война помешали осуществить этот замысел .

* * *

Многообразными были личные связи насельников Свято-Пантелеимонова монастыря с различными представителями русской эмиграции. Когда 5 июня 1933 г. по решению Собора старцев обители для сбора пожертвований в Югославию был послан схимонах Кассиан (Корепанов), он получил разнообразную поддержку местной русской диаспоры. Приехав в Белград, о. Кассиан поселился у настоятеля русской Свято-Троицкой церкви в Белграде протоиерея Петра Беловидова. В югославской столице он встречался с бывавшими в Руссике архиепископом Анастасием (Грибановским) и епископом Митрофаном (Абрамовым), которые подробно расспрашивали об Афоне и обещали оказать материальную помощь. В ноябре 1933 г. о. Кассиан переехал в г. Битоль, где остановился у преподавателя местной семинарии преп. о. Иоанна (Максимовича, будущего архиепископа Сан-Францисского) . Вскоре схимонаха пригласили духовником в русскую обитель преп. Иова Почаевского в Ладомировой (Чехословакии).

Связи с некоторыми русскими святогорцами имели известные эмигрантские писатели Б.К. Зайцев и И.С. Шмелев. Об афонских произведениях Бориса Зайцева говорится в другом разделе, но и Иван Шмелев в своем романе «Лето Господне» уделил значительное внимание русскому Афону в главе «Серебряный сундучок». Замысел произведения появился у писателя в связи с посещением его дома в начале 1933 г. приехавшим из Ладомировой иеромонахом Саввой (Струве), отслужившим молебен перед привезенной с Афона частью мощей св. вмч. Пантелеимона, что и «всколыхнуло былое в душе Ивана Сергеевича». Для Шмелева Афон был центром русской народной монашеской жизни, хотя и слабеющий ныне под властью Греции. Он хорошо понимал, что с утратой православных святынь в России для русских эмигрантов Афон, наряду с Валаамом, стал духовным ориентиром, а после Второй мировой войны уже «единственным маяком в море житейском» .

20 марта 1933 г. в письме философу И.А. Ильину Шмелев отмечал: «…старый Афон, русский народный Афон – хранитель Православия, крепкий, с защитой силы, и нынешний, загнанный, гонимый, ограбленный, искусственно старимый и изводимый демократической — !!! властью былой Эллады». В начале 1935 г. И.С. Шмелеву прислали из Ладомировской обители икону преп. Серафима Саровского. «Образ делан на старом Афоне, поднесен какому-то о. Парфению, потом лежал ночь на камне Серафима Проподобного», – делился своей радостью Иван Сергеевич в письме И.А. Ильину от 19 января 1935 г. Задуманный писателем еще в 1933 г. отдельный очерк о русском Афоне не был написан, но с приходом скорбей – смертью жены, началом Второй мировой войны и оккупацией немцами Парижа И.С. Шмелев все-таки отразил свой образ Афона на страницах романа «Лето Господне».

Среди насельников Свято-Пантелеимоновского монастыря во второй половине 1920-х — 1930-е гг. особенно активную переписку с русскими эмигрантами вели преподобный Силуан Афонский, монах Василий (Кривошеин) и монах (затем иеросхидиакон) Софроний (Сахаров). Так, например, в мая 1933 г. преп. Силуан получил письмо из Парижа от послушника Георгия, который просил помолиться за архиепископа Вениамина (Федченкова), недавно уехавшего в качестве экзарха Московского Патриархата в США, и переслал фотографию Владыки Вениамина на память. 24 июля 1936 г. преп. Силуану написал письмо учившийся на богословском факультете Белградского университета Роман Стрижков (будущий архимандрит Силуан), который сообщил о своем предстоящем осенью новом приезде в Руссик и попросил помочь с приобретением нескольких богословских книг в монастырском магазине .

Отец Василий (Кривошеин), помимо своих проживавших в основном во Франции родственников, в 1936-1938 гг. активно переписывался и обменивался богословской литературой с прихожанином русского храма св. кн. Александра Невского в Париже князем Никитой Петровичем Мещерским, который в 1937 г. несколько месяцев пребывал на Афоне. Вернувшись во Францию, Н.П. Мещерский выступал с докладами о своей поездке (например, в декабре 1937 г. в братстве св. Фотия) и убедил многих эмигрантов из России оказать материальную помощь русским обителям Святой Горы. Под его влиянием брат Никиты Петровича Николай и многие друзья собирались поехать в Руссик на Пасху 1938 г.

В годы Второй мировой войны Н.П. Мещерский стал переводчиком в немецкой армии и в начале 1942 г. погиб в бою с партизанами под Смоленском (при этом его брат Николай Петрович Мещерский принимал участие в движении Сопротивления в период оккупации Франции) . Старший иподиакон Александро-Невского храма в Париже профессор П.Е. Ковалевский 26 февраля 1942 г. написал об этом событии в своем дневнике: «На русском фронте убит Никита Мещерский. Он поехал в Россию переводчиком, долго работал в Смоленске, занялся церковной работой и помощью населению, но потом поступил в русский отряд… Жалко бесконечно Никиту, так как он был энтузиастом, воодушевленным, глубоко верующим, особенно после его поездки на Афон перед войной, когда он и нас всех вдохновил помогать Афонским обителям» .

Еще одним активным корреспондентом монаха Василия в 1937-1938 гг. был диакон Владимир Иванович Родионов (1905-1997). Он родился в семье белого генерала и писателя И.А. Родионова, окончил во Франции Академию художеств, работал художником и в 1925 г. в качестве паломника посетил афонские монастыри. В 1934 г. В.И. Родионов поступил в Свято-Сергиевский богословский институт, но в 1935 г. стал послушником на Трехсвятительском подворье Московского Патриархата в Париже, и 6 марта 1937 г. митрополит Виленский и Литовский Елевферий (Богоявленский) рукоположил его во диакона. С осени 1936 г. Владимир Иванович состоял в переписке с преп. Силуаном Афонским и иеросхидиаконом Софронием (Сахаровым), которые советовали ему «скорее углубиться в молитвенную жизнь» .

В письме о. Василию от 21 декабря 1937 г. В.И. Родионов просил помочь поступить послушником в Руссик, а в следующем письме от 27 января 1938 г. поблагодарил за хлопоты и сообщил, что по ходатайству великого князя Дмитрия Павловича архиепископ Афинский Хризостом выделил ему стипендию для учебы на богословском факультете Афинского университета, а также помог с получением разрешения на посещение летом Афона. Впрочем, весной 1938 г. отец Владимир написал, что ему предложен постриг в мантию, и митрополит Елевферий (Богоявленский) вызывает его в Литву для рукоположения во иеромонаха в праздник Пресвятой Троицы . В этом году он действительно принял монашеский постриг с именем Серафим, в 1939 г. был рукоположен во иеромонаха и стал служить помощником настоятеля Трехсвятительского подворья в Париже. Позднее – 19 декабря 1971 г. о. Серафим удостоился хиротонии во епископа Цюрихского, а 19 мая 1989 г. был возведен в сан архиепископа.

Целый ряд представителей русской эмиграции в 1920-е – 1930-е гг. все же стали насельниками Свято-Пантелеимоновского монастыря и других обителей Афона. Так, в середине 1920-х гг. на Святую Гору приехали и остались там примерно на 20 лет три молодых русских эмигранта, учившихся в Парижском Свято-Сергиевском богословском институте: будущий архиепископ Василий (в миру Всеволод Александрович Кривошеин), будущий схиархимандрит Софроний (в миру Сергей Семенович Сахаров), о которых подробно рассказывается в другой главе, и иеросхидиакон Иувеналий (в миру Иван Иванович Егоров, 1892-1943), бывший офицер-танкист. И.И. Егоров поступил в Руссик 19 июня 1927 г., 19 декабря того же года принял монашеский постриг в рясофор, 24 марта 1928 г. – в мантию, а 9 марта 1938 г. – в схиму. Послушание он проходил в казначействе и скончался на Афоне 27 января 1943 г. Архимандрит Кассиан (Безобразов) в письме 1939 г. протоиерею Сергию Булгакову охарактеризовал отца Иувеналия как «строгого аскета» .

После высылки финляндским правительством с Валаама в 1927 г. большой группы монахов-старостильников некоторые из них поселились на Афоне. Так, например, на Святую Гору приехал бывший смотритель Предтеченского скита Спасо-Преображенского Валаамского монастыря иеромонах Хрисанф (в миру Харитон Малыхин, 1875-?) . Во второй половине 1920-х гг. монашеский постриг в Руссике приняли будущие архиепископы Серафим (Иванов) и Иоанн (Шаховской).

В 1931 г. послушником в Свято-Пантелеимоновский монастырь поступил бывший Пермский губернатор, духовный писатель Александр Владимирович Болотов, принявший монашеский постриг в мантию и схиму с именем Амвросий и скончавшийся на Афоне 13 февраля 1938 г.

В 1936 г. на Святую Гору прибыл и остался там до своей кончины в 1972 г. высланный из Советского Союза архимандрит Евгений (в миру Евгений Иосифович Жуков). В 1938-1946 гг. насельником Руссика был архимандрит (будущий епископ) Кассиан (Безобразов), а насельником Свято-Андреевского скита примерно в этот же период – будущий архимандрит Силуан (в миру Роман Борисович Стрижков).

Часть русских эмигрантов поселилась на Каруле, в южной части Афонского полуострова, в том числе полковник царской армии, старший брат российского посланника в Сербии В.Н. Штрандтмана иеросхимонах Никон (Штрандтман), бывший телохранитель Николая II схимонах Никодим, русский князь иеросхимонах Парфений и др. Пополнение святогорской братии за счет представителей российской эмиграции, несомненно, было бы значительно больше, если бы не жесткие ограничительные меры со стороны греческих властей, введенные в конце 1920-х гг. Однако оно и так стало значительным явлением в истории русского Афона.

Михаил Шкаровский,
доктор исторических наук, профессор

Печатается по книге: «История Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря от 1912 до 2010 года». Серия «Русский Афон ХIХ-ХХ веков», том 6. – Афон: Свято-Пантелеимонов монастырь, 2015. – С. 268-306.

(718)