Сталинградское знамение

17 июля 1942 года началось наступление немецко-фашистских войск на Сталинград. 200 дней и ночей продолжалась одна из самых кровопролитных битв в военной истории нашего государства. В публикации, выходившей ранее на страницах газеты «Православное слово» рассказывается о духовности, которую пронесли в сердце участники тех событий.

До наших дней во многом сокрыта от нас мистическая сущность одной из самых кровопролитных битв Второй мировой — Сталинградской. Здесь решалась судьба нашего Отечества. Напомним, какая ситуация на фронте предшествовала этому сражению.

Наши тяжелейшие поражения в первой половине 1942 года в Крыму, под Севастополем и Харьковом, а также под Ленинградом практически разрушили южное и юго-западное направления советско-германского фронта. Войска вермахта за какие-то две-три недели прорвали советский фронт, захватили Ростов, форсировали Дон в нижнем течении и устремились на Кубань и Ставрополье. Армия Паулюса в это время выходила в большую излучину Дона. Он создал бронированный кулак при постоянной поддержке с воздуха и буквально разметал слабо обученные и плохо управляемые части 62-й и 64-й армий. И, если бы не контрудар двух наших танковых армий, а это без малого 550 танков, организованный не командующим фронтом, а представителем Ставки генералом А.М. Василевским, и не беспримерный героизм русского солдата, в отчаянии борьбы способного на невозможное, немцы уже тогда прорвались бы к Сталинграду.

В этих условиях становится понятным текст телефонограммы Сталина и Василевского от 26 июля, направленной на Сталинградский фронт: «Действия командования Сталинградского фронта вызывают у Ставки возмущение. У фронта перевес в танках втрое, абсолютное преобладание в авиации. При желании и умении можно было бы вдребезги разбить противника. Ставка требует, чтобы в ближайшие дни рубеж обороны от Клетской до Калмыкова был безусловно восстановлен, чтобы противник был оттеснен на линию реки Чир. Если Военный совет Сталинградского фронта не способен на это дело, то пусть заявит об этом прямо и честно».

Начиная с 23 июля по 13 августа немцы только в полосе армии Паулюса пленили 57 тысяч человек, уничтожили и захватили более 1 000 танков и бронемашин, до 750 артсистем и почти 650 самолетов.

Казалось все: катастрофа неминуема. Но враг не учел все возраставшую силу сопротивления русского солдата, все возраставшее умение воевать. Насмерть стояли на восточном берегу Дона оставшиеся части 62-й армии генерала Лопатина. Это бойцы 33-й гвардейской стрелковой дивизии полковника Утвенко, бойцы 20-й мотострелковой бригады полковника Ильина, курсантские полки Краснодарского, Грозненского, Винницкого, Ордженикидзевского училищ сбили темп немецкого наступления до сорока километров в сутки. Не зря уже 30 июля Гитлер начал усиливать Сталинградское направление, передав 4-ю танковую армию в группу армий «Б», рвущуюся к Волге.

Дни боев, церковные даты

Официальная военная история считает началом Сталинградской битвы 17 июля 1942 года. Тогда передовые части 62-й армии генерала Колпакчи на реке Чир вошли в первое столкновение с авангардом 6-й армии Паулюса. Именно в этот день православные чтут память святых страстотерпцев — царя-мученика Николая II вместе с царицей, детьми и верными слугами. Тогда была разрушена императорская Россия, теперь над страной вновь нависла смертельная угроза.

Именно на время нашего отступления к Волге и предгорьям Кавказа пришелся выход знаменитого приказа Народного Комиссара обороны № 227 от 28 июля 1942 года, который более известен под названием «Ни шагу назад». По поводу этого приказа «сломано много копий». Но никто не отрицает, что основная мысль приказа: дальнейшее отступление армии означает гибель страны и гибель народа. Мало кто задумывался о дате его издания. Приказ вышел в день, когда Русская Православная Церковь чтит память равноапостольного великого князя Владимира, крестившего Русь, во святом крещении Василия. Сопоставление дат позволяет понять, что небесные заступники земли Русской грозно предупреждали — Отечество на краю гибели.

Что касается жестокости приказа № 227, то еще в декабре 1941 года вышел приказ немецкого военного командования «Держаться», и в вермахте уже давно функционировали штрафные роты и заградотряды.

Начавшееся 16 августа 1942 года очередное наступление армий вермахта на Сталинград привело к расчленению нашей группировки войск и пленению 13 тысяч человек. 23 августа 14-й танковый корпус армии Паулюса прорвался на стыке наших 4-й танковой и 62-й армий и, пройдя по нашим тылам около 60 километров, к 1 6 часам вышел к Волге севернее Сталинграда.

Вражеские солдаты и офицеры 16-й танковой дивизии генерала Хубе увидели с высокого западного берега реки заволжские дали. За ними лежал путь на необозримые просторы Азии. Тем из немцев, кто участвовал в балканской кампании, белые здания на берегу Волги напомнили Афины. Некоторые из них в своих письмах домой даже стали именовать Сталинград Акрополем. В их посланиях сквозит оптимизм: «…хочу поделиться с вами маленьким лучиком надежды, — наша дивизия выполнит свою боевую задачу, как только Сталинград падет. И тогда, да будет на то Божья воля, мы увидимся» (из письма бойца 389- й пехотной дивизии). Такая надежда была не только у рядовых и офицеров вермахта, сам фюрер считал, что быстрая победа под Сталинградом решит все проблемы и покончит с Красной Армией.

Немцы в Сталинграде методично продолжали свою тотальную войну против всего живого в России: и армии, и гражданского населения. Бомбардировщики 4-го воздушного флота маршала Рихтгофена начали 23 августа испепелять город, превращая его в груду развалин. Но танки, прорвавшиеся к Волге севернее Сталинграда, в город не прошли. Тут немцы столкнулись с небывалым — героическим вооруженным отпором населения, в том числе женщин, к которым на помощь срочно перебрасывались войсковые части. Завоевывая Европу, с народной войной немцы не сталкивались. Слово бывшему первому адъютанту генерал-полковника Фридриха Паулюса полковнику Вильгельму Адаму: «Почти неправдоподобным показалось нам донесение генерала танковых войск фон Виттерсгейма, командира 14-го танкового корпуса… Генерал сообщил, что соединения Красной Армии контратакуют, опираясь на поддержку всего населения Сталинграда, проявляющего исключительное мужество… Население, взялось за оружие. На поле боя лежат убитые рабочие в своей спецодежде, нередко сжимая в окоченевших руках винтовку или пистолет. Мертвецы в рабочей одежде застыли, склонившись над рычагами разбитого танка. Ничего подобного мы никогда не видели».

Позже генерал фон Виттерсгейм предложил командующему 6-й армией Паулюсу отойти от Волги. Он не верил, что удастся взять этот гигантский город. Паулюс немедленно снял с должности мудрого генерала. Но город так и не взял. И в итоге сам вместе со своей трехсоттысячной армией оказался в «котле» после четырех с лишним месяцев ожесточенных боев.

С начала боев за Сталинград на главном направлении удара немецких войск — 62-я армия. Сначала идет частая смена командармов. 1 0 сентября выходит приказ о назначении Чуйкова командармом 62-й. Вполне логично предположить, что Верховный Главнокомандующий при подписании приказа вспомнил этого генерала. Он лично беседовал с Чуйковым в Кремле в 1940 году перед направлением его в качестве главного военного советника с ответственным заданием в Китай.

И за его действиями в 1940-1942 гг., когда необходимо было отвести угрозу японского военного нападения на СССР (В.И. Чуйков был военным советником главнокомандующего китайскими вооруженными силами Чан Кайши), Сталин внимательно следил.

Мать генерала, рекомендуемого ныне Г.К. Жуковым на опаснейшее направление, Елизавета Федоровна Чуйкова, 1865 года рождения, вместе со своим мужем Иваном Ионовичем, скромным и отзывчивым человеком, воспитала 1 2 детей. Ей было присвоено звание мать-героиня.
Многие годы она была старостой храма — возглавляла приходской совет церкви Святителя Николая поселка Серебряные Пруды, одноименного района, расположенного на границе Тульской и Московской областей. Партийные богоборцы сначала закрыли храм, а потом решили его уничтожить. И тогда Елизавета Федоровна, по рассказам Василия Ивановича и его старшей сестры Пелагеи Ивановны, отправилась пешком в Москву. Шел 1937 год. Каким-то, до сих пор никому не ведомым образом, она попала на прием к Сталину. Храм не разрушили, но службы в нем по-прежнему не было. Это была единственная церковь, не разрушенная богоборческой властью во всем Серебрянопрудском районе.

Бои за город на Волге разгорались ожесточеннейшие. 12 сентября в день святых благоверных великих князей Александра Невского и Даниила Московского Чуйков прибыл на командный пункт 62-й армии на Мамаевом кургане… А уже через четверо суток после приказа о назначении Чуйкова командармом 62-й армии немцы несколькими колоннами вошли в Сталинград, и ситуация стала критической. Поздним вечером 14 сентября берлинское радио объявило миру о падении Сталинграда и о рассечении России на две половины. Происходило это в день, когда Церковь празднует начало индикта — церковное новолетие.

И именно этот день — 14 сентября 1942 года — можно считать днем спасения не только Сталинграда, но и России. По воспоминаниям маршала Жукова, «… 13, 14, 15 сентября для сталинградцев были тяжелыми, слишком тяжелыми днями… перелом в эти тяжелые и, как временами казалось, последние часы был создан 13-й гвардейской дивизией Героя Советского Союза А.И. Родимцева…». Солдаты и офицеры 62-й армии В.И. Чуйкова и 10-й дивизии НКВД полковника А.А. Сараево неимоверными усилиями обеспечили возможность высадки гвардейцев Родимцева. А те, поздно вечером 14 сентября форсировав Волгу под огнем врага, сразу с берега вступили в бой. Они, оказавшись на самом передовом рубеже, выполнили боевую задачу: немцы были 15 сентября отброшены от берега за железную дорогу; был отбит вокзал. А на другой день 1 6 сентября немцы были выбиты с Мамаева кургана.

Комдив 13-й гвардейской генерал-майор Александр Ильич Родимцев, уроженец села Шарлык Оренбургской губернии, был единственным мальчиком в бедной крестьянской семье. Случалось, в детстве ему не в чем было ходить в школу: лапти изнашивал быстро. Отец умер рано, и Саша, будучи подростком, оказался единственным мужчиной в семье из шести душ.

В пятидесятых годах (1953-1956) всемирно известный легендарный генерал был главным военным советником албанской армии и военным атташе СССР в Албании. В его семье хранятся воспоминания переводчика Родимцева тех времен, Николая Григорьевича Крыжановского, ясно свидетельствующие об отношении героя Сталинградской битвы к вере в Бога. Сам Николай Григорьевич родился в городе Босна Лука в Югославии и был сыном русского офицера, оказавшегося после революции в Чехословакии, потом в Югославии и Албании и принявшего в годы эмиграции сан священника.

Вот рассказ Николая Григорьевича: «С группой экскурсантов я был в одном из православных храмов столицы Албании Тираны. Власти запретили богослужения в церквях, но некоторые из них оставались открытыми как музеи. Когда все вышли на улицу, мне захотелось вернуться, чтобы побыть одному в церкви. Я так и сделал. Оглядевшись, увидел в темном углу перед иконами коленопреклоненную фигуру. Когда человек поднялся и повернулся ко мне, я узнал Александра Ильича Родимцева. Он сказал мне: «Ты меня не видел». Я ему ответил: «Я и сейчас Вас не вижу». Николай вместе со своим отцом — о. Григорием, священником Русской Православной Церкви Московского Патриархата, со временем переехал в СССР и работал в албанской редакции Госрадиокомитета. О памятной ему встрече в храме он рассказал родственникам Родимцева в Москве только через сорок лет, памятуя наказ генерала.

Следующий критический момент в Сталинградском сражении наступил 14 октября, когда оборона 62-й армии была рассечена пополам. Ценой неимоверных усилий и в этот раз армия Чуйкова устояла и продолжала сдерживать атаки немцев, рвавшихся к Волге. Нацистская газета «Берлинер берзенцейтунг» писала в этот день о боях в Сталинграде: «Наше наступление, несмотря на численное превосходство, не ведет к успеху». Иного результата трудно было ожидать, ибо немецкое наступление было предпринято в день Покрова Пресвятой Богородицы — Небесной Заступницы России.

Незадолго перед этим, 10 октября, через два дня после праздника Преподобного Сергия, игумена Радонежского, всея Руси чудотворца, руководство страны упразднило институт военных комиссаров и ввело полное единоначалие в Красной Армии (Приказ Наркома обороны СССР от 9 октября 1942 г.). Именно в период тяжелейших боев за Сталинград Сталину и его окружению стало очевидным неоспоримое преимущество славных русских воинских традиций перед коммунистическими догмами. Незадолго перед этим, 29 июля 1942 г. для командного состава были учреждены ордена Кутузова, Суворова и Александра Невского.

В следующий раз напряженнейший день Сталинградской битвы был 11 ноября 1942 г. Немцы предприняли очередную попытку сбросить наши войска в Волгу. Им удалось завладеть южной частью завода «Баррикады» и на узком участке пробиться к реке. В результате немецкого наступления героически оборонявшая город 62-я армия генерал-лейтенанта Василия Ивановича Чуйкова была рассечена на три части, но устояла.

С 11 ноября и почти до конца года была отрезана от своих частей 138-я Краснознаменная стрелковая дивизия, героически сражавшаяся на территории завода «Баррикады» многие дни и ночи. Впереди и на флангах у бойцов вплоть до берега Волги — враг, позади — река. В истории Сталинградской битвы этот неприступный «пятачок» известен как «остров Людникова», названный так по имени комдива 138-й дивизии полковника Ивана Людникова (впоследствии Героя Советского Союза, генерал-полковника).

Среди православных людей бытует предание о том, что в боевых порядках 62-й армии Чуйкова на правом берегу Волги находилась икона Пресвятой Богородицы. Еще в 90-х годах остававшиеся в живых старожилы города, рассказывали, что видели эту икону на командном пункте комдива Ивана Людникова. Этот блиндаж-штольню на обрывистом берегу Волги у завода «Баррикады» построили для дирекции завода в самые грозные дни 1 942 года. Потом там был штаб 62-й армии Чуйкова, а затем — штаб стрелковой дивизии Л.Н. Гуртьева. Впоследствии И.И. Людников вспоминал: «Сменяя дивизию, мы не предполагали, что в считанных метрах от блиндажа-штольни разгорятся ожесточенные бои с гитлеровцами». Есть мнение, пока документально не подкрепленное, что эта икона принадлежала одному из наших генералов, сражавшихся в Сталинграде, и была реликвией его семьи.

Мы видели Её

Вдруг, в один из самых критических моментов битвы, в мрачном осеннем небе над дымящимися развалинами города многие наши солдаты и офицеры увидели Небесное знамение. Что же было явлено им?

О Небесном знамении в небе Сталинграда есть документальное свидетельство. Документ, датированный 1943 годом, был обнаружен в архиве Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Народных Комиссаров СССР историком Вадимом Николаевичем Якуниным. Фрагмент, касающийся Сталинградского знамения, был опубликован в пересказе в его книге. Он в 90-х годах работал над диссертацией на тему «Русская Православная Церковь в Великой Отечественной Войне» и наткнулся на отчет уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви по УССР Ходченко. Он сообщал своему начальнику в Москву председателю этого Совета полковнику НКГБ Георгию Григорьевичу Карпову, что целая воинская часть из состава армии Чуйкова, пришедшая на Украину со Сталинградского фронта, оказалась свидетельницей чуда. К сожалению, в отчете уполномоченного умалчивается о том, что именно увидели воины в Сталинградском небе в ноябре 1942 г. Ясно одно: видевшие Небесное Знамение бойцы Красной Армии понесли с собой память о нем по дорогам войны. Следующий рассказ наводит на мысль, что они сохраняли память о явленном чуде до конца своих дней. Георгий Ильич Голубев служил в охране маршала Климента Ефремовича Ворошилова в Кремле. В самом начале войны, когда началась эвакуация части руководящих работников правительства в Куйбышев, Георгий Ильич предпочел попроситься на фронт. И вместе со многими нашими бойцами испил горькую чашу поражения и отступления под натиском немцев. Чудом он вырвался из окружения под Харьковом. Ординарец подвел ему коня, он вспрыгнул на него и поскакал, а в это же момент ординарец был сражен немецкой пулей. В итоге, Голубев со своими четырьмя спутниками вышел из окружения. 1 1 мая 2003 года по центральному телевидению в передаче, посвященной 58-ой годовщине Победы над Германией, один из этих четырех воинов, ныне живущий в Германии, рассказывал подробности выхода их из окружения.

Но многое осталось за кадром. И, как часто бывает — самое главное — то, что Георгий Ильич в кругу семьи вспоминал вплоть до своей кончины. А вспоминал он удивительное событие — явление Божией Матери в небе Сталинграда в ноябре 1942 года. Офицер особого отдела, Голубев, курсировал с секретными документами с правого берега Волги на левый. Каждая такая переправа могла оказаться последней, т.к. предметом особых «забот» немецкой артиллерии и авиации была именно Волга у Сталинграда. Сколько там погибло под их огнем наших воинов!

В эти ноябрьские дни почти постоянно шел ледяной дождь, кругом все было покрыто изморозью, на Волге шла шуга (по-местному «сало»). При подготовке к очередной переправе все мысли Георгия Ильича, как обычно, были о преодолении реки, о том, как ловчее избежать немецких мин, снарядов и бомб, сыпавшихся на район переправы.

Он, девятый ребенок в семье — «последыш» и мамин любимчик, был от рождения подвижным как ртуть и удачлив в жизни. В послевоенные годы он особенно любил вспоминать о своей удачливости во время войны. Когда Георгий Ильич весь грязный и мокрый ползком, наконец, добрался до своих и начал переодеваться в чистое, чтобы явиться с секретными документами к командованию, один из встречавших и помогавших ему бойцов сказал: «Ильич! Пока ты на брюхе полз, мы все такое видели — Божия Матерь была в небе! В рост и с младенцем Христом! Теперь точно порядок будет».

Как офицер военной контрразведки (СМЕРШа) Георгий Ильич прошел с нашими частями от Сталинграда до Германии. Чего только не пережил и в каких только переделках не бывал, но остался жив и невредим. Он вырос в большой крестьянской семье, где вера в Бога была так же естественна, как дыхание. О своей личной молитве в военную пору он до смерти хранил молчание. Кто мог его отмолить у Бога вовремя войны, нам не ведомо. Однако можно предположить, что самые горячие молитвы возносили к Небу мама Георгия и горячо любившая его жена Настя. Всю войну она трудилась на военном заводе, на Урале.

Мама Георгия Ильича прожила долгую жизнь и скончалась в возрасте 104 лет. Умирая, Георгий Ильич неоднократно говорил своим близким, что мечтает встретиться «там» со своей любимой женой Настенькой. В последние свои дни на этой земле, в Москве, в своей квартире, он много раз повторял рассказ о выходе из окружения и о Сталинградском знамении. О том, как переживал во время долгого ожидания, когда его проверяли после выхода из Харьковского окружения офицеры-особисты и как, наконец, снова вернулся на фронт. И о том, как встретившие его на берегу Волги однополчане восторженно рассказывали в мельчайших подробностях, виденное ими чудо — Небесную Царицу, заступницу Руси, пришедшую на помощь нашим воинам, державшим оборону на узкой полоске земли вдоль берега Волги.

Один из защитников Сталинграда, видевший явление Божией Матери, еще недавно проживал в Ростове-на-Дону. Прибыв в 2001 году в Волгоград в составе многочисленной делегации ростовских ветеранов войны на теплоходе «Дон», он, стоя на набережной у Речного вокзала, рассказывал об этом чуде: «Как увидел в небе Божию Матерь, душа была в возвышенном состоянии. Мне сразу стало ясно, что не погибну и живым вернусь домой. Уверенность в победе больше не покидала. Видение Божией Матери в рост в осеннем небе Сталинграда как щит пронес сквозь всю свою жизнь на фронте». Запись этого воспоминания хранится у сотрудницы Музея-панорамы обороны Сталинграда, Жанны Николаевны Шириковой.

В том же 2001 году на одной из конференций в Краеведческом музее г. Волгограда среди выступавших ветеранов Сталинградской битвы, нынешних жителей Волгограда, оказался воин, тоже видевший явление Божией Матери в небе Сталинграда. В ноябре 1942 года он сражался на территории завода «Красный Октябрь». К сожалению, ему не удалось рассказать подробности явленного Чуда. Свидетельствовала о его рассказе Валентина Михайловна Евдокимова — директор Музея обороны Сталинграда, расположенного в районе завода «Красный Октябрь» на территории воинской части.

Есть рассказ о явлении Богородицы во время Сталинградской битвы жительницы небольшого городка Краснослободска, что напротив г. Сталинграда на восточном берегу Волги, Марии Дмитриевны Сергиенко. Она и ее сестра Лидия Дмитриевна, будучи детьми, слушали вместе со своей матерью рассказ об этом явлении солдата по фамилии Величко. Он трижды бывал в их доме, когда готовил для отправки на правый берег очередного пополнения, формировавшегося в Красной Слободе. По словам Величко, все началось с появления «во время боя светлой полосы. Обе стороны прекратили обстрел. Тогда прекращение огня было чем-то невероятным. Полоса света становилась все ярче и ярче и стала совсем яркой. Немцы решили, что русские что-то придумали, а наши думали на немцев и решили послать разведку, узнать, что это». В составе разведки был и солдат Величко. Преодолев некоторое расстояние, разведчики увидели, что свет этот исходит от Женщины в белых одеждах. Они поползли к Ней, чтобы спросить, почему Она стоит и чего Она хочет. Но тут невидимая Стена преградила им дорогу. Они начали прощупывать Стену, ища в ней дорогу. Стена была сплошная. Тогда Величко мысленно стал обращаться к Женщине. Она не отвечала. Бойцы вернулись на свою позицию. Продолжалось явление Богородицы полчаса — час. Потом Ее не стало. Вновь открыли огонь, бой продолжался.

Вера командарма

Победное завершение 2 февраля 1943 года многомесячной Сталинградской эпопеи было отмечено не только митингом в городе 4 февраля, но и благодарственными молебнами во многих местностях России.

Народное предание гласит, что и в Сталинграде, в наскоро приведенном в приемлемый вид одном из неразрушенных храмов (по некоторым, пока не подтвержденным сведениям, в сохранившемся храме во имя Казанской иконы Божией Матери), был отслужен благодарственный молебен. И первую свечу затеплил командарм Василий Иванович Чуйков, «окопный генерал», как его доброжелательно называли бойцы 62-ой армии. Ему, выросшему в деревне, окончившему 4 класса церковно-приходской школы и с детства с родителями и своими многочисленными братьями и сестрами ходившему в храм, не надо было объяснять, чьей милостью была одержана победа в этой беспримерной битве. Испокон века русские воины от солдата до фельдмаршала знали: если Господь им даровал в сражении победу, то успех сей — проявление милости Божией, заступничества Богоматери и святых угодников Божьих.

Как писалось в «Сборнике кратких христианских поучений к воинам», составленном протоиереем Георгием Мансветовым на основе проповедей, прочитанных накануне Отечественной войны 1812 года (в 1810-1811 гг.): «Войны только начинают люди, а оканчивает их Сам Бог, Который, как правило, помогает правому. Поэтому победу нельзя приписывать только своему мужеству, а неудачу на поле брани — ошибке военачальников. Победа и поражение в деснице Господней».

Когда и какими путями происходило возвращение к вере отцов В.И. Чуйкова, ведает один Господь. В 12 лет Василий ушел из родного села в Санкт-Петербург зарабатывать себе на кусок хлеба. С 1917 г. он на военной службе. До войны, в 30-е годы, у него, кадрового офицера Красной Армии, с матерью был разговор о Боге. Елизавета Федоровна сказала тогда сыну: «У нас с тобой цель одна, сынок, только дороги разные. Я тебе не мешаю, а ты меня не суди. Я молюсь за тебя, и Бог нас рассудит». Думается, решительный возврат произошел на узкой полоске земли вдоль берега Волги, где 62-ая армия выстояла в кровопролитной битве за Сталинград. По свидетельствам его однополчан именно после тех дней командарм Чуйков стал открыто посещать уцелевшие храмы, попадавшиеся на долг и трудном боевом пути его 8-ой гвардейской армии, встретившей День Победы в Берлине. В 1943 году, уже после победы под Сталинградом (точная дата неизвестна), когда трое ее сыновей — Василий, Федор и Георгий сражались на Украине, их мама, Елизавета Федоровна Чуйкова, снова в Москве. Теперь она — на приеме у Председателя Президиума Верховного Совета СССР Михаила Ивановича Калинина. И добивается разрешения на возобновление богослужений в Никольской церкви в родных Серебряных Прудах.

Есть известный факт: именно к Чуйкову, ненавистному немцам герою Сталинградской битвы явился для переговоров с русским Верховным командованием 1-го мая 1945 г. в Берлине начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Кребс и ему первому из военачальников (и вообще иностранцев) сообщил о самоубийстве Гитлера 30-го апреля. В ответ он услышал: «Никаких условий, только безоговорочная капитуляция…»

Имеется комментарий Геббельса, который после назначения его комиссаром обороны Берлина в марте 1945 г., ознакомившись с досье на советских генералов, ведущих армии на Берлин, вынужден был отметить: «… исключительно энергичные люди, и по их лицам видно, что народного они корня…». На Страстной седмице (в ночь с 30 апреля на 1 мая 1 945 г.) к такому «народному», да еще и православному генералу и опытному разведчику явился «для установления связи с вождем советского народа» генерал и опытный разведчик, бывший военный атташе в Москве Кребс.

Уже после кончины Чуйкова в его архиве, среди личных документов маршала — рядом с паспортом и военным билетом — была обнаружена его личная молитва, время написания которой не известно: «О, Могущий ночь в день превратить, а землю в цветник. Мне все трудное легким содей и помоги мне».

После окончания войны, когда по праздникам собиралась вместе вся большая семья Чуйковых, конечно, начинались рассказы об удивительных случаях, происходивших с теми, кто был на фронте. Мама обычно молча слушала своих сынов и внуков (тоже воевавших), но, когда ей представлялось, что кто-то хватил через край, она говорила: «Сынки! Тихо. Матушка вас отмолила…».

Молитвы сталинградских воинов

По воспоминаниям ветеранов Сталинградской битвы о них молились не только ихродные дома, но и многие жители, остававшиеся в городе в период боев.

Свидетельствует командир батальона 42-го полка 13-й гвардейской стрелковой дивизии лейтенант Алексей Ефимович Жуков, чьи воины захватили на ничейной полосе тот самый четырехэтажный дом № 63 по улице Пензенской (потом Дом Павлова): «Люди, которые были в подвале дома, когда поняли, что вошли не немцы, а советские солдаты, сказали: «Господь послал нам своих…» У многих бойцов были нагрудные крестики, иконы. Защитники города молились, запретов на это или преследований за веру не было. Моя мать верующая, и я верующий. Во время войны я много раз попадал в безвыходное положение и постоянно обращался к Богу: «Господи помоги нам выжить». В армии у нас были люди, которые просили направить их на ту или иную должность. У меня было много назначений, но я сам себе место не выбирал, а говорил: «Господи, куда пошлешь». И все было хорошо».

Вспоминал приезжавший из Ростовской области Василий Трофимович Пивень из 1 38-й Краснознаменной стрелковой дивизии, удерживавшей 40 дней «Остров Людникова», небольшую территорию, 600 на 400 метров, вдоль берега Волги в нижнем поселке завода «Баррикады»: «Моя жена, дети и внуки в церковь ходят. Я не хожу. Там стоять надо, а у меня ноги болят. В Сталинграде всегда молился: «Господи, помоги, чтоб не убило, чтоб жив остался». Когда готовились к боям за Сталинград, уже здесь, в Сталинграде, одна старушка многим бойцам и мне дала написанную на бумаге молитву «Живый в помощи…» Она всегда была со мной, и я считаю, она меня спасла. Вечером читал ее, и следующий день проходил благополучно».

В этой же дивизии служил в Сталинграде с октября 1942 года в войсковой разведке 344-го полка Заворотнев Владимир Никитич, который вспоминал: «Работали мы ночью, ходили по тылам противника, уничтожали живую силу, изучали расположение огневых точек, определяли количество оружия, боеприпасов. А днем укрывались в снегу (руки и ноги обморожены) или на земле прятались и ждали ночь. Здесь меня однажды засыпало. Когда бойцы откопали, то сказали: «Ты, видно, веруешь в Бога, раз жив остался!». После Сталинграда служил в армейской разведке. Форсировал Днепр, дошел до Берлина. Вернулся домой, а мать рассказывает: «Я тебя поручала Матери Божией, чтобы Она тебя выручала, поэтому ты живой пришел домой». Сегодня в церкви был: жена умерла, свечку поставил. Когда был мальчиком, отец ставил по вечерам рядом с собой молиться…»

В семнадцать с половиной лет курсантом в 1942 г. в Сталинград попал и Михаил Николаевич Белов. Он вспоминал: «Уже 32 года к Вам приезжаю. А мама моя молилась и в церковь ходила, Бога боялась. Сражался я сначала в дивизии, в которой служил знаменитый герой Михаил Паникахо. После госпиталя был направлен в 138-ю стрелковую дивизию полковника Людникова. Прибыл в дивизию, когда она была окружена немцами и прижата к Волге. Когда было очень опасно, я молился про себя: «Господи, Боже мой, помоги, чтобы это быстрее кончилось». Сейчас я не молюсь, и дочь, и внук не молятся». Вспоминает ветеран боевых действий на Халхин-Голе, прошедший Финскую кампанию и Великую Отечественную войну, В.А. Шевченко: «Когда уезжал на фронт, во Владивостоке в церкви монахиня благословила меня иконкой Божией Матери и сказала: «Вот тебе иконка. Она спасет тебе жизнь. Где бы и в каком трудном положении ты ни был, все равно ты останешься живой». Так и получилось. В Сталинграде я участвовал в освобождении тракторного завода. Я был в составе танкового корпуса Михаила Ефимовича Катукова. Иконка зашита была в кармане. И всегда она была со мной. Недавно остался один, жить не с кем, меня правнучка забрала (в Волгоград). Иконку я завернул. Дома лежит. В Бога верую».

Свидетельствует участник Сталинградской битвы Валентин Иванович Антюфеев: «До войны мы жили в Иловлинском районе, в хуторе Желтухино. Мой дядя был коммунистом, ломал церковь в хуторе. Моя бабушка Мария Ивановна была человеком, преданным православной вере. Я из числа верующих, мы по сей день молимся. Моя тетя Евгения Михайловна верила в коммунистическую партию, была уверена, что Гитлер не нападет войной, своего сына назвала Адольфом. А когда бомбить нас начали, тетка упала на колени и молилась.
Я в 13 лет получил специальность мастера-парикмахера. Однажды от военкомата меня послали в парикмахерскую, и ко мне сел Герой Советского Союза полковник Сафронов Павел Петрович, комбат 688-й зенитной батареи из 8-й воздушной армии. Он у меня спросил, хочу ли я служить в авиации. Потом он сам поехал в военкомат, договорился, и мы поехали домой к матери.

Через полтора месяца меня назначили в роту связи. Из Качалино (Сталинградской области) наши самолеты вылетали бомбить немцев. Перед полетом, я видел, некоторые летчики молились, крестились украдкой и после этого взлетали. Мы молодые, они были старше. Мы спрашивали, зачем они молятся. Они нам отвечали: «И вам не мешало бы». Они всегда говорили, что надо молиться сначала, потом выполнять боевое задание. Я трижды смертник. Один, будучи в охране на аэродроме, оставался с тысячами бомб и молился. С Божией помощью до сих пор живу. Мы познали всю горечь в этой войне, но мы не искупили все своими горестями. Слава Богу, что мы не потеряли Православие».

Вспоминает вдова участника Сталинградской битвы Надежда Федоровна Атрашкевич (Карасева), работавшая во время войны в Сталинграде сначала на военном заводе, а потом на железной дороге: «Мой муж Константин Андреевич Атрашкевич, родом из Белоруссии, крещеный, профессиональный военный, служил перед войной в третьем отделе военкомата в Витебске. С первых дней на фронте. Воевал в 1941 г. под Москвой, участвовал в боях на Бородинском поле. Был в окружении и вышел к своим с документами и оружием. Затем сражался на подступах к Воронежу, где за ратный труд был награжден орденом Красной Звезды. Оттуда попал в 57-ю армию генерала Толбухина под Сталинград на должность начальника штаба механизированного батальона 61-го механизированного корпуса».

Константин Андреевич воевал в районе населенных пунктов Варваровка, Ивановка, Цыбенко. 19 ноября 1942 года, на самом начальном этапе нашего контрнаступления командир батальона, его заместитель и политрук были убиты, а Константин Андреевич был тяжело ранен. Трое суток пробыл без сознания. Положили в госпиталь в Балашове. Там он находился до 27 декабря, потом его выписали и направили в Сталинград в запасной 46-й полк, который располагался на Садовой. Мой муж был членом партии, как все офицеры. Я спросила у него, верит ли он в Бога. Он мне ответил: «Верю. Даже в Сталинграде с помощью Бога была одержана победа».

Зимой 1943 г. в Сталинграде Константин Андреевич познакомился с Надеждой Федоровной. И в 1943 году они поженились. У невесты были обгорелые руки — она спасала детей из горящих домов, когда немецкая авиация превращала город в ад кромешный. Массированные бомбардировки, начавшиеся 23 августа 1942 года, унесли многие тысячи жизней мирных жителей, беженцев и эвакуированных. Спасая одного ребенка из горящего погреба, Надежда нашла вблизи этого места на дороге старинную икону Казанской Божией Матери. Это произошло 7 сентября в Ворошиловском районе города вблизи железнодорожной станции Садовая. Она бережно принесла икону домой. Мама определила икону в красный угол. Вся семья, включая ее младших брата и сестру, с тех пор уже более 60 лет называют эту икону «Наша Спасительница». На обороте иконы надпись: «С этой иконой Божией Матери мы прошли всю войну. Она нас охраняла и спасала. Мама, Надя, Саша, Валя Карасевы».

Долгие годы после войны Константин Андреевич работал над книгой «Самопожертвование на Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.», где собрано более 400 документально подтвержденных историй подвигов наших воинов, закрывших своим телом вражеские огневые точки.

Этот фундаментальный труд по увековечению памяти погибших защитников Отечества вышел из печати в 2003 году к 60-летию нашей победы в Сталинградской битве уже после кончины автора. Читая эту книгу, невольно вспоминаешь слова митрополита Сергия (Страгородского), сказанные им с амвона Богоявленского собора в Москве 22 июня 1941 г.: «…Путем самоотвержения шли неисчислимые тысячи наших православных воинов, полагавших жизнь свою за родину и веру во все времена нашествий врагов на нашу родину. Они умирали, не думая о славе, они думали только о том, что родине нужна жертва с их стороны, и смиренно жертвовали всем и самой жизнью своей».

Спасительница и хранительница — маленькая иконка Божией Матери была в 1 942 г. и у новорожденной Зиночки, находившейся со своей мамой в подвале ставшего знаменитым на весь мир, Доме Павлова. Сержант Яков Федотович Павлов из 13-й гвардейской дивизии был послан с тремя бойцами только разведать «объект». Но застав там врасплох небольшую группу гитлеровцев, он сумел очистить от них дом и взял на себя без всякого приказа ответственность за оборону дома, где в подвале находилось 34 мирных жителя. Немцы стали именовали этот дом «крепостью русских» в центре Сталинграда. Почти два месяца они безуспешно пытались его взять.

В доме, занятом сержантом Павловым и его бойцами, дворниками работали родители Евдокии Григорьевны Селезневой, матери Зиночки. Когда немцы разрушили жилье, где она жила, ей под разрывами бомб и снарядов пришлось бежать с грудным ребенком в этот дом, чтобы не оставаться одной в горящем городе. Она чудом в тот раз осталась жива. Но оказалось это только началом чудес. Воды и еды было крайне мало, младенцу сразу пришлось бороться за жизнь. Вскоре после рождения девочка заболела и день ото дня угасала на глазах выплакавшей, казалось, все слезы матери. В подвале дома ютились женщины, старики, дети. Женщины говорили про Зиночку: «Дите новорожденное долго не протянет».

Когда к гарнизону дома пришло подкрепление, один из пришедших воинов, старший сержант Илья Васильевич Воронов, вместе с другими начал пробивать стены между секциями дома, чтобы обеспечить маневрирование огневыми средствами во время боя, не выходя из обстреливаемых подъездов. Работая ломом, он наткнулся на сундук. В нем оказались продуты, а сверху лежала небольшая икона. Продукты (вермишель, крупы, подсолнечное масло) он поделил между бойцами и жильцами, а икону взял кто-то из солдат. Кто именно, Илья Воронов не помнит.

Рассказывает сама Зинаида Петровна: «По воспоминаниям моей мамы и солдат, оборонявших Дом Павлова, на обратной стороне иконы было что-то написано старославянской вязью. Перекрестился солдат и отдал иконку маме: «Может, поможет Вашему горю…» Отчаявшаяся моя мама прикрепила иконку к тряпичному «кульку», в который я была завернута, и обратилась с мольбой к Пресвятой Богородице. И произошло чудо — мое здоровье вскоре пошло на поправку. Ко времени моего рождения мой отец, плавильщик металлургического завода «Красный Октябрь» Петр Селезнев, сражавшийся в рядах народного ополчения, погиб в уличных боях с немцами, так и не узнав о моем появлении на белый свет…».

Я спасал святыни, а Господь спасал меня

Тряпицы, к которым прикрепила Евдокия иконку, подарил ей Илья Воронов. Это были его чистые запасные портянки, он категорически запретил матери Зиночки рвать на пеленки последнее свое платье, когда она собралась это сделать. «Ты почему голая? Зачем смущаешь моих бойцов?» — удивился Воронов, когда увидел в подвале обнаженную женщину. И услышав от нее, что ей нечем пеленать дите, тут же нашел выход из положения.

Единственный защитник Дома Павлова, доживший до наших дней, — виртуоз-пулеметчик Илья Васильевич Воронов, которого очень любил генерал Родимцев (тоже великолепный пулеметчик), был душой этого героического гарнизона. Ростом под метр девяносто с пудовыми кулаками, он мог выбрать и самую лучшую огневую позицию для своего пулемета, и песню о пулемете сочинить, и старших по званию мудро и тактично в нужный момент увещевать. «Яша, если будет трудно, я у мельницы», — сказал он Павлову перед походом того в дом. Тогда пулемет Воронова работал у той самой мельницы, каркас которой до сих пор стоит в Волгограде напоминанием о Сталинградской битве.

Илья родился в бедной крестьянской семье в селе Глинки Шаблыкинского района Орловской области. С 11 лет после смерти отца, ветерана Первой мировой войны, он трудился, как взрослый, и будучи старшим в семье, где, кроме него было еще четверо детей. По этой причине и окончил Илья всего три класса. В эти годы в родном его селе богоборцы начали разорять храм, и Илья, еще подросток, стал передавать бабушкам в окна иконы для сохранения. За что, как он рассказывал, получил крепкие пинки под зад.

Во время Сталинградской битвы Илья Васильевич несколько раз чудом оставался жив. Первый такой случай произошел с ним вскоре после форсирования Волги под огнем врага 14 сентября 1942 г. Он был в подразделении, захватившем здание школы №3 при движении гвардейцев в сторону железнодорожного вокзала. Немцы почти непрерывно атаковали их позиции в школе, самолеты бомбили их с воздуха. Возникла необходимость срочно сменить огневую позицию его пулеметного расчета, и Воронов выбежал из двери, чтобы доложить командиру роты о перемещении пулемета на другое место. В это время в дом попала бомба. Илья вернулся и пытался открыть дверь, но она не открывалась, а на его крики никто не отвечал. Тогда он забежал во двор и заглянул в окно. Там валялся его разбитый пулемет, а пулеметчики все были убиты, — бомба пробила потолочное перекрытие.

Второй эпизод произошел, когда бойцы, оборонявшие 58 дней Дом Павлова, поднялись по приказу командования в атаку. Одну немецкую гранату, упавшую ему под ноги, Илья Воронов успел поднять и бросить в сторону врагов. А вторую он, по его словам, не заметил, и она разорвалась. Его ранило в живот, лицо, левую руку. Ранило всех его бойцов — Свирина, Иващенко, Бондаренко, пулемет заело. Отбивались гранатами от наседавших немцев.

Автоматной очередью ему отбило правую ногу, а левую в двух местах ранило. Оставшиеся в строю защитники Дома Павлова выстояли, дождавшись подкрепления. Илья Воронов потерял много крови, вся рубашка и штаны были пропитаны ею.

Когда санитары подняли его, чтобы вынести с поля боя к замерзшей Волге, начался артобстрел. Оба санитара упали на Илью. Он им кричит: «Вы задавили меня, последнюю кровь выдавите!» Их обоих убило, а Илья остался — раненый, истекающий кровью, но живой. Так Илья Воронов потерял ногу в Сталинградской битве и был комиссован. V него извлекли из тела более 20 пуль и осколков, а один сидит в нем до сих пор. Он чудом остался жив, после ранения лежал в пяти госпиталях, перенес множество операций. Последний госпиталь находился в Иркутске. В последующие годы Илья Васильевич часто говорил: «Подростком я спасал святыни храмовые, и за это меня Господь в Сталинграде сохранил!»

Мать с младенцем пробыла в Доме Павлова до 26 октября, пока наши бойцы не вырыли глубокую траншею к Волге. Тогда их провели ночью к берегу и переправили на ту сторону Волги. Сражение за дом продолжалось без малого два месяца, до 24 ноября 1942 года. Евдокия Григорьевна прожила более 90 лет. Зинаида Петровна Андреева здравствует и поныне. Ей столько же лет, сколько и Сталинградской битве.

Семнадцать лет после войны никто, кроме защитников Дома Павлова, не вспоминал о рожденной среди огненного ада малышке. Один из этих бойцов, командир взвода лейтенант Иван Филиппович Афанасьев, потерявший зрение во время войны, разыскал-таки с помощью своего сына Евдокию Григорьевну и ее повзрослевшую дочь. А после того как местный «кудесник», профессор Водовозов вернул ему зрение, на все встречи однополчан с общественностью, подрастающим поколением города-героя он стал брать с собой Зину. На ее протесты отвечал коротко, по-фронтовому: «Пока я жив, будешь со мной ходить! Одной ведь судьбой остались живы».

Молитвы жителей Сталинграда

Жители Сталинграда, оставшиеся в живых в этом аду, когда все было кругом в огне и дыму, помогали, чем могли нашим воинам и, конечно, молились за них.

Из воспоминаний комбата 13-й гвардейской дивизии Алексея Ефимовича Жукова: «Под оврагом у берега Волги стояли маленькие домики, в них жили сталинградцы. Они нам, военным, очень помогали: белье постирать и многое другое. И всегда нам они говорили: «Да поможет Вам Господь».

По свидетельствам многих ветеранов, непосредственно перед самыми боями в городе жители раздавали солдатам переписанные на бумаге молитвы «Живый в помощи».

Рассказы местных жителей, переживших войну, полны историями об их молитвах в Сталинграде в период боев, во время бомбежек, об обхождении ими своих жилых домов с иконами в руках в промежутках между налетами немецких самолетов.

Рассказывает жительница Сталинграда Александра Ивановна Сиденко: «Женщины на груди носили на шнурке ладанки. Ладанками называли обшитый тканью, свернутый листок бумаги, на котором от руки были написаны слова псалма 90-го «Живый в помощи» И у меня была ладанка.

Икону Божией Матери из дома мы перенесли в погреб и там ее укрыли. Когда немцы начали бомбить, из горящего дома (нас было 8 человек) мы перебрались в землянку. Прятавшиеся здесь люди просили меня читать, не переставая молитву «Живый в помощи». И я читала. Все вслушивались в слова молитвы и так отвлекались от ужаса бомбежек. Когда в угол землянки попал снаряд, она обрушилась, и одна стена землянки привалилась к другой. Образовалась узкая щель, через которую смогли вылезти из подвала трое подростков». В итоге были спасены все, в том числе и Александра Ивановна, засыпанная по пояс землей с массой щепок, вонзившихся в лицо. Она вспоминает: «Бомбили три дня. О еде тогда и не думали. И что удивительно, даже дети не просили есть, просили только пить. Во всех землянках по просьбе людей я читала псалом 90-й «Живый в помощи…» В последней нас было уже тридцать человек».

Рассказывает жительница села Горноводяное Мария Федоровна Ягупова: «Мое родное село находится на правом берегу Волги. В 1942 году немцы его не занимали. В селе было два госпиталя, в которые с фронта по дороге шли раненые советские солдаты. Немцы бомбили эту дорогу, Волгу и все вокруг села, но село они не бомбили. Вражеские самолеты опускались низко к окнам домов. Летчики стреляли по окнам, били стекла, но из жителей за все время боев в Сталинграде никто не был ранен. Бабушки по ночам ходили с иконами вокруг села. Люди говорят, что поэтому немцы нас не бомбили».

Когда немцы начали массированные бомбардировки Сталинграда 23 августа 1942 года, жители бросились из этого огненного ада к Волге, стремясь на чем угодно переправиться на левый берег. Вспоминает Людмила Павловна Дубровченко, доцент Оренбургского медицинского института: «Мы с мамой переправлялись в большой весельной лодке, набитой людьми. Была жуткая бомбежка. Немецкие самолеты летели на бреющем полете и расстреливали всех, плывущих по Волге. Практически все люди тонули. Над водой стояли вой, стоны, крики. Моя мама взяла с собой икону Божией Матери. Она не кричала, когда все от страха вопили, а молилась во время переправы. Нашей лодки даже не коснулся ни один осколок, все люди, сидевшие в ней, остались живыми».

Увидев творившееся на переправе, многие вернулись назад в город, который немцы в эти дни бомбили почти непрерывно. Велик подвиг тех, кто обеспечивал работу волжских переправ в дни Сталинградской битвы. Эти речные «Дороги жизни» обеспечивали всем необходимым защитников города. Рассказ одного из юных речников той поры позволяет понять, какие чудеса происходили тогда на простреливаемых с воздуха и земли переправах.

Свидетельствует Александр Петрович Ягупов, который перед самой войной одновременно со школьными занятиями учился в детском речном пароходстве, находившемся в районе Сталинградского грузового порта: «В 1941 году я окончил восемь классов школы, а в августе пошел работать на катер масленщиком. Перед бомбежкой Сталинграда в августе 1942 года я работал на деревянном катере «Первый» на линии тракторный завод — Скудры. Мы стояли у пристани Скудры и увидели, что на правом берегу с горы к поселку Рынок и Волге двигались какие-то коробочки. Их было много. Когда наша артиллерия с левого берега открыла огонь, мы поняли, что это немецкие танки, и катером пошли в центр Сталинграда к начальству. Когда мы шли туда, то видели, как через Волгу на Крит переправлялись сталинградцы на бревнах, лодках, вплавь.

Начальство распорядилось приступить к переправе в районе река Царица — поселок Бобыли. Немецкие самолеты заходили на бомбежку на рассвете с левого берега со стороны солнца. Бомбы падали в Волгу недалеко от нашего катера, но вреда нам не причиняли. Когда немцы вышли к берегу Волги, мы стали работать только ночью. Помню такой случай. По приказу командования мы из Сталинграда увозили только раненых. А к нам 12 санитаров подошли и просили взять их на левый берег. Пока решался вопрос, стало уже светать. Их взяли. Но когда отошли от правого берега, немцы открыли по катеру пулеметный и ружейный огонь. Санитары были в нижнем трюме, я — в машинном отделении, а капитан Михаил Алексеевич Трисвятский — в рубке. Мы стали уходить в Красноармейский затон, чтобы спрятаться. Когда зашли в затон, то в кубрике обнаружили лежащего у борта санитара. Его убило пулей, пробившей борт катера. Капитан находился в фанерной рубке. Хотя рубка была изрешечена, у него не было ни одной царапины. Я до сих пор не пойму, как это могло случиться. Михаил Алексеевич умер 4 года назад, будучи старым человеком. У него отец был священником.

2 октября 1942 года, во время работы на переправе 62-й армии, катер был потоплен минометным огнем недалеко от Красной слободы. Мы вплавь добрались до Крита. Я пришел домой и увидел, что все во дворе разбито, дома нет. А мать, Мария Антоновна, сидела и щипала убитых при бомбежке кур. Во двор упало две бомбы. Мама была на улице и спаслась. В 1943 году, провожая меня на фронт, мама дала мне написанную ее рукой молитву «Живый в помощи…» С ней я прошел всю войну и закончил бои на озере Варен в Германии.

В июне 1950 года я вернулся домой в Красную Слободу. Наши довоенные иконы стояли в доме, как и перед войной. Горела лампадка. Мама постоянно ходила в церковь. В 1 95 1 году я женился на Марии Федоровне, мы венчались в церкви. В мае 2004 года мне исполнилось 79 лет, а жене 76 лет. Мы крестили детей и внуков».

По старинному обычаю, многие жители Сталинграда, уходя от немцев, прятали все самое ценное в колодцы и погреба, прикрывая его сверху иконами, то есть, вверяя им охранение своего добра. Так поступила и мать Валентины Васильевны Жирновой, ушедшей санитаркой на фронт в августе 1941 года. Валентина, попадая неоднократно в, казалось бы, безвыходные ситуации на фронте, прошла с молитвой дорогами войны от Сталинграда до Польши и встретила День Победы в Кракове. А мама вернулась в Сталинград в 1943 г. и, все добро, хранившееся в сухом колодце под иконой Иверской Божией Матери, оказалось целехонько, хотя в их доме, буквально в нескольких метрах от колодца, располагался немецкий штаб. Валентина Васильевна до сих пор бережно хранит этот образ в своем доме, где живет уже 74 года.

Были молитвенники за Россию, обитавшие под землей в превращенном в руины городе. Свидетельствует организатор общественного движения «Дети Сталинграда» Евгения Рудыкина-Жорова, бывшая многие годы главным архитектором города Волжского, а затем архитектором Тракторозаводского района Волгограда. Она пережила девочкой ужас августовских фашистских бомбежек, оккупацию, угон немцами жителей Сталинграда — женщин, стариков и детей — на Запад: «В подвалах бывшего Свято-Духова или, как его называли в народе, Илиодорова монастыря осталась небольшая группа женщин. Среди них были и старые монашки, когда-то обитавшие в кельях монастыря. Когда немцы бомбили город, люди собирались в подземных катакомбах своей святыни, молились Богу, надеясь на спасение.

Немцы, заняв эту часть города, не осмелились их выгнать… Когда фашисты оказались в «котле» Сталинграда, к монашкам часто пробирались местные жители, знавшие об их существовании, — те, кому нужна была их духовная поддержка. Нескольких раненых бойцов и жителей города они спасли, оказывая посильную медицинскую помощь. Старшую из них звали «матушкой Ганей» (ее имя в миру стерло время). В подвале был незатейливый иконостас которой мне удалось увидеть в 1943 году, когда моя бабушка повела показать меня Гане. В самые трудные для города дни бабушка сидела с монашками в Илиодоровом монастыре, благо жила недалеко, на улице Погроменской».

Молитва девочки Веры

Рассказывает Вера Вячеславовна Аистова, пережившая во время Сталинградской битвы, будучи ребенком, все ужасы войны: «Когда немцы стали подходить к Сталинграду, моя прабабушка Мелихова Анастасия Афанасьевна уехала в свое родное село Садовку, чтобы приготовить место для нашего приезда. Бабушка Екатерина Ивановна и ее сноха Лидия Яковлевна в то время работали на швейной фабрике, шили обмундирование для солдат. Кроме того, они рыли окопы на подступах к Сталинграду. Я и брат Геннадий самостоятельно ходили в разные детские садики под вой сирены воздушной тревоги. А четырехлетний Борис был с матерью.

В августе, когда началась бомбардировка Сталинграда, мы всей семьей пошли на набережную, чтобы переправиться на левый берег. На наших глазах попала бомба в пароход, на котором было много знакомых. По воде плыла горящая нефть, и казалось, что горит Волга. Желающих переправиться было много, а пароходов мало. Поэтому мы вернулись в квартиру на Банковской улице. Ночью, взяв какие-то вещи, мы спустились в подвал дома, где было устроено бомбоубежище.

В дверь подвала, забитого людьми, среди ночи раздался стук, и мы услышали крики: «Вы горите!» В дом попала зажигательная бомба, и он был охвачен пламенем. Мы стояли на улице и смотрели, как сгорает наша квартира. На другой стороне улицы дома уже не было, но сохранились массивные дубовые ворота. Эти ворота люди сняли и сделали из них крышу над большим окопом, который был во дворе нашего сгоревшего дома. Спасаясь от осколков, жители забились в этот окоп. Но в окоп попала фугасная бомба, и мы оказались погребены под слоем земли.

Бабушка сидела на чемодане, а я и Геннадий склонились над ее коленами. Она спиной держала груз земли, чтобы мы не задохнулись. Я читала молитвы «Отче наш» и «Богородице Дево», которые я знала от прабабушки Анастасии Афанасьевны. Тетя находилась на изгибе окопа.

Ее засыпало по пояс, голова и плечи были над землей. Она стала кричать. Ее крики услышали танкисты и откопали нас. Часть людей погибла. В бомбоубежище под драмтеатром, куда мы пошли, люди стояли плотно плечом к плечу, и свободного места для нас не было. Бабушке и тете там дали пол-литровую баночку воды, которой они промыли нам, детям, глаза и уши. Ночевали мы в своем дворе на краю воронки, образовавшейся на месте нашего окопа. Говорили, если бомба упала, то другая в это место не упадет.

Добравшись на следующее утро к своим родственникам на улицу Донецкую за железнодорожным полотном, мы поселились на первом этаже их двухэтажного дома. Он был хорошей мишенью, так как его окружали одноэтажные дома. В дом попал снаряд и разрушил его. Многие жившие в нем бездомные люди погибли. Мы остались живыми. Бабушка говорила, что нас спасли молитвы.

Потом нас вместе со многими сталинградцами немцы погнали на Белую Калитву. Там всех поместили в птичники, а тетя на немецком языке попросила разрешения расположиться около птичника в воронке. По ночам к нам в воронку из птичника бросали трупы людей. Птичники находились недалеко от большой казачьей станицы Краснодонецкой, которая до революции называлась Екатериновкой. Казаки встретили немцев хлебом-солью. Но когда вслед за армией пришел эсесовский отряд, эсесовцы в храме устроили конюшню. Поэтому некоторые казаки стали помогать сталинградцам. Один казак, подъехав на подводе к птичникам и увидев нас в воронке, погрузил нас на подводу и привез к себе домой. Я увидела на улице виселицы. Люди были уже сняты.

Весной наши войска освободили станицу. В большом красивом храме было совершено пасхальное богослужение. Бабушка сшила мне новое платье. Я первый раз была в Церкви и приняла Святые Дары, и мне понравилось причастие. Здесь, в станичном храме во время богослужения, я впервые ощутила нашу Победу над фашистами. В Сталинград мы возвращались в воинском составе. Немцы наш эшелон несколько раз бомбили. Мы постоянно молились.

В 1943 году я пошла в первый класс. В доме у нас висели иконы и горела лампада. Брат отца Герман погиб на земле Латвии, а другой брат, Валериан, прошел от Сталинграда до Берлина. Сегодня у меня хранится икона Спасителя, которая прошла военными дорогами вместе с прабабушкой. Я вижу чудо Божие в том, что Сталинград выстоял».

Божия Матерь не оставляла наш город

Сразу после капитуляции немцев в разрушенный город стали возвращаться жители. Их воспоминания полны рассказов о явлениях Божией Матери. Слово жительнице Сталинграда С.Г. Савиной: «Моя мама, Прасковья Григорьевна Базлова, была глубоко верующим человеком. Когда бои в Сталинграде окончились, мы вернулись в город. Дом наш был разрушен. Мы собирали камни и строили себе новый дом. Часто люди рассказывали нам, что видят Богоматерь над Волгой. Однажды к нам домой пришла мамина знакомая и сказала, что она рано утром ходила на Волгу и видела плывущую в небе Богородицу в черном одеянии. Она видна была короткое время, потом исчезла.

Мама рано утром пошла на Волгу, но Божией Матери не увидела. После неудачного утреннего похода на Волгу, ночью мама увидела во сне церковь, из которой вдруг вышла Богоматерь, как монахиня, вся в черном, только лицо открыто. Сразу очнувшись, мама очень обрадовалась. Война продолжалась. Четыре моих брата были на фронте. После войны израненные, а Павел — без ноги, вернулись домой. Мы, три сестры, остались живы. Мой муж с фронта вернулся живой. В нашей семье никто не погиб на этой войне».

И перед самой войной на Сталинградской земле Божия Матерь являлась людям. Рассказывает Галина Михайловна Крищенко: «Жили мы в Даниловском районе. Моя мама рассказывала мне о явлении у нас Пресвятой Богородицы перед началом войны. Наша церковь стояла полуразрушенной. Был вечер. Председатель сельсовета шел домой мимо церкви и вдруг, глядя в небо, громко крикнул: «Если Ты есть, Бог, то покажи, что есть, и я поверю тогда». И, посмотрев в окно церкви, он увидел, что в церкви горят свечи, и Пресвятая Богородица стоит, молится и плачет. Он затрясся весь. Мать открыла дверь дома, и он ей и ее подруге рассказал о том, что видел. Женщины сразу же побежали к церкви, но они ничего не увидели. Вскоре, в 1941, началась война. Председатель сельсовета с нее не вернулся».

В тех краях, где проходила Сталинградская битва, у верующих людей прикровенно хранились многие иконы Пресвятой Богородицы, спасенные из закрытых, порушенных храмов. Среди них были и списки последней воинской иконы России — образа Пресвятой Богородицы Августовской. Явления на небе Божией Матери происходили в Первую и во Вторую мировые войны на Восточном фронте в ходе боев между русскими и немецкими войсками. После этих явлений русские войска одерживали в крупных сражениях решительные победы. Явление Богородицы в Августовских лесах в сентябре 1914 г. видели русские воины, в том числе казаки с Дона. После боев в районе тех лесов немцы были выдворены в свои пределы.

Через 28 лет немцы пришли на родину тех казаков, что видели в ночном небе Пресвятую Богородицу, — в междуречье Волги и Дона. Именно там разгорелась Сталинградская битва. И вновь русским воинам в небе над Сталинградом явилась Богородица, указывая, как и в 1914 г., рукой на Запад и тем свидетельствуя о грядущей победе над захватчиками. 30 декабря 1942 года над нашими позициями был сбит немецкий транспортный самолет. Он упал в расположении наших войск. Среди его обломков было обнаружено около 1200 писем немецких солдат и офицеров, находившихся в окружении в Сталинградском «котле». Особенно часто в этих письмах встречалось слово «судьба». «Сама судьба против нас…», «Береги деток, и пусть Господь избавит их от такой судьбы, какая выпала мне».

В числе писем оказались и письма генерал-лейтенанта Эдлера фон Даниэльса — командира 376-й немецкой пехотной дивизии к своей жене в город Штеммен, оформленные в виде дневников. В одном из них, датированном 30 декабря, упоминалось, где находится передний край главной полосы обороны противника. Это позволило командующему Донским фронтом К. К. Рокоссовскому скорректировать подготовку к операции «Кольцо», завершившей Сталинградскую битву.

В районе г. Калач, 3-го января 1943 года, был сбит немецкий самолет «Хейнкель-111», возвращавшийся из окруженной Сталинградской группировки. На борту, кроме раненых оказалась почта — письма солдат на родину.

Многие письма состоят лишь из пожеланий на новый — 1943 год, робких надежд на улучшение их солдатской участи, воспоминаний праздников в прошлые довоенные годы. Несколько писем содержат совершенно ясные указания на то, что солдатам запрещено писать об их действительном положении. Но ряд писем отражает реалии состояния солдат и их настроение: «…Вот уже 6 недель, как мы в кольце. Изо дня в день надеемся на помощь, но пока все напрасно».

«…В ДЗОТе, при свете свечи, мы пели рождественскую песню. У нас, мужчин, слезы текли по щекам. Лучше не вспоминать, не то со мной опять случится точно то же».

«…Я уже хорошо знаю мир. Это — долина скорби. Один Бог может дать нам счастье».

«…Мы все еще в «мешке». Нас бомбят день и ночь. Есть потери — убитые и раненые. Мне до сих пор везло».

«…Канун Нового года мы встречаем под девизом: «Хуже, чем сейчас, слава Богу, стать не может»… Кусок хлеба в 500 грамм был для нас воплощением счастья…».

«…Я слыхал, что нас скоро вытащат отсюда, но, когда и куда — неизвестно».

Людмила КРАСНИК, Федор АНДРЕЕВ

В тексте использованы фотоматериалы хроники освобождения Сталинграда. На заставке — фонтан в освобожденном Сталинграде.

(1269)