Спящие: Комментарий Александра Щипкова к открытому письму священников

Александр Щипков, член Общественной палаты РФ, профессор философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

В сентябре 2019 года была проведена яркая публичная акция — несколько десятков православных священников опубликовали открытое письмо, посвященное теме задержания участников летних беспорядков в ходе предвыборной компании в Мосгордуму. К исходной теме ничего нового этот документ не добавляет, но, тем не менее, требует определенного внимания и осмысления.

Что же стоит за этой демонстрацией силы, за этой политической консолидацией духовенства?

Само по себе письмо, безусловно, имеет подчеркнуто политический характер, поскольку направлено в поддержку людей, которые не просто стремились заявить о своих взглядах, но провоцировали полицию на силовые действия, ведя дело к эскалации конфликта. Подписавшие обращение вольно или невольно присоединяются к этой позиции.

Существенно, что делают они это не в форме открытых политических заявлений, а опосредованно, используя правозащитную риторику. Форма политической деятельности, защищенная правозащитной темой и священническим саном, безопаснее остальных. Но едва ли подобный приём введёт в заблуждение человека, знакомого с механизмами реальной политической практики.

Современная правозащита является распространённой формой политической деятельности, имеющей свою специфику. Риторика прав и свобод представляет собой инструмент влияния на официальные институты власти, с ее помощью производится легитимация и делегитимация различных политических субъектов. Эти технологии давно и хорошо освоены, методически прописаны и широко применяются. Правозащита представляет собой подсистему политики, а правозащитники являются неотъемлемой и даже привилегированной частью политического класса, обладающей особым иммунитетом. Сегодня всё это вполне очевидные и даже банальные истины, подробно описанные в политологической литературе.

Используя механизм «мониторинга соблюдения прав» правозащитные структуры надзирают за лояльностью политических субъектов. Они представляют особую форму власти — блюстительную. Она независима от электоральных процедур, ее деятельность напоминает деятельность советских партийных органов, выполнявших «руководящую и направляющую роль» в обществе.

Именно поэтому открытое письмо священников представляет собой политическую акцию, для которой правозащитная риторика становится формой. Ставя свою подпись под текстом подобного жанра, священник автоматически становится политиком.

Играя по этим правилам, подписанты превращаются в особую политическую группу влияния и меняют свой социальный статус на статус политиков.

В истории России подобное происходило сразу после февральских событий 1917-го года, когда часть священства активно подключилась к политической борьбе и приняла непосредственное участие в череде епархиальных революций, суть которых сводилась к изгнанию правящих епископов и передаче власти в руки белого духовенства. Церковная революция стала позорной страницей в истории русского духовенства, часть которого ради своих сиюминутных целей смирилась с ролью обслуги конкретных политических и элитных групп. Это явление всеми силами стремился преодолеть Патриарх Тихон.

Но важно понимать: став политиком, священник не перестает быть церковной фигурой. Это означает, что данная церковная группа претендует на получение особого политического ресурса, реализовывать который она намерена через механизм блюстительной власти. Как этот ресурс будет использован дальше, можно лишь предполагать. В силу совпадения интересов возможен альянс церковной протестной группы с соответствующими политиками. В любом случае это открытое письмо означает серьезную заявку на участие в политической борьбе. Если бы, например, Синод Русской Православной Церкви отменил сегодня мораторий на участие священников в выборах, то каждый из подписантов уже обеспечил бы себе место в законодательном органе своего региона.

Но данный политический ресурс может оказаться направленным и в другую сторону — он может быть использован для получения преимуществ во внутрицерковных спорах, мейнстрим которых сегодня сформулирован как «борьба с иерархическим началом». Конечные цели — отмена патриаршества, введение синодальной системы, выборность епископата, передача кадрового и финансового управления в руки белого духовенства. Для черного духовенства вводится выборность наместников монастырей. То есть для усиления позиций внутри Церкви используется ресурс блюстительной (через механизм политической правозащиты) секулярной власти.

Во всем перечисленном заключена серьезная проблема как для общества, так и для Церкви.

(319)