Деятельность Филарета, митрополита Московского, в холеру 1830–1831 годов

До начала сентября 1830 года Москва была вполне спокойна, и о холере в ней не было помину, хотя холера еще с июня свирепствовала на юго-востоке России, бывши занесена из Персии в наши прикаспийские области. В Московских Ведомостях за 1830 год только уже в № 72, от 6 сентября мы встречаем впервые такую корреспонденцию из Петербурга от 28 августа: «Здесь получены печальные известия о появлении в разных странах южной России жестокой болезни, известной под названием холера (cholera morbus), которая в прошедшем году показалась было в Оренбурге, а за несколько лет перед сим являлась в Астрахани. По всей вероятности, вошла она ныне к нам из Персии, где свирепствует теперь в разных местах и между прочим в Таврисе. Сначала появилась она в Елисаветпольском округе, а с 27 июля показалась и в Тифлисе. Из числа занемогших оною в сем городе в течение десяти дней 579 человек умерло 237. Но более всего оказала она свирепство свое в Астрахани: в первые дни умирало от оной до 200 человек в сутки; но сие случилось только в течение двух дней; потом число смертных случаев начало уменьшаться. Сверх того, появилась болезнь сия в Саратове и Царицыне, в некоторых местах Симбирской губернии и на Дону». Затем в том же № Московских Ведомостей, в корреспонденции из Тифлиса, еще подробнее описывается ход развития её в Персии и прикаспийских областях Российской Империи, причем подробно описывается и самая болезнь, каковое описание продолжается и в № 73, с выпискою изображения её из Журнала министерства внутренних дел за 1830 год (Прибавления к журналу), сделанного по распоряжению министерства. Тоже, с приложением указания медицинских средств против болезни, продолжается и в №№ 74 и 75 тех же Ведомостей, из коих последний вышел в свет 17 сентября, а также в №№ 76 и 77. Но о появлении холеры собственно в Москве еще ни слова не было сказано. А между тем, что она около половины сентября начала появляться и здесь, это видно, во-первых, из того, что оказывалось нужным усиленно и вдруг оповещать о ней уже с 6-го сентября, а во-вторых, из того, что когда появились ежедневные бюллетени о ходе развития болезни в Москве, под названием Ведомостей о состоянии города Москвы, начавшиеся с 23 сентября, то в первом из этих бюллетеней, напечатанном и в № 78 Московских Ведомостей от 27 сентября, счет дней появления холеры в Москве начинается с 16 сентября. Кроме того не даром конечно уже в № 76 Московских Ведомостей (от 20 сент.) опубликовано правительственное распоряжение «о мерах к пресечению холеры,» начертанное в виде проекта министром внутренних дел графом А. А. Закревским. Если же судить по некоторым другим историческим данным, то оказывается, что и в начале сентября были отдельные случаи заболевания холерой в Москве. Известный швейцарец Ф.Л. Кристин в своем письме к графине С.А. Бобринской от 5 сентября из Москвы пишет: «нас чрезмерно пугают холерой: по 50 человек каждые сутки умирают в Астрахани, по 30 в Саратове. Послали докторов, учредили кордоны; уверяют, что зараза уже и в Тамбове, а вчера говорили, что богатый нижегородский купец ехал с двумя сыновьями – один умер дорогой, другой при самом въезде в Москву. Некто, сейчас приехавший от Жеребцова уверяет, что слышал от него, будто вчера здоровый, молодой 25-летний солдат умер в течение пяти часов от припадков холеры». Тот же Кристин и к той же особе от 11 сентября пишет: «у нас большой переполох: разошелся слух, что в разных частях города мрут от холеры. Вы знаете, как быстро распространяются худые известия и с каким легковерием принимаются. В 24 часа все население было в тревоге. Князь Голицын находился в отъезде. Возвратясь, он собрал докторов, потребовал донесений полиции, и было выяснено несомненно, что не только нет еще эпидемии в городе, но и во всей Московской губернии, равно ни в Тульской, ни в Калужской, ни в Рязанской». Тем не менее население Москвы встревожилось. У страха глаза велики. Случаи обыкновенной рвоты и поноса принимаемы были за холерные припадки. Многие жители Москвы стали выбираться из домов и уезжать в деревни или в отдаленные северные города (в Смоленск, в Петербург и др.), подобно тому как это было в 1812 году при нашествии Французов. А некоторые, наоборот, запирались в домах своих, запасшись наперед съестными припасами и предохранительными медицинскими средствами: дегтярною водой, хлористою известью и т.д. Картину всего этого рисует упомянутый Кристин в том же письме от 11 сентября. Власти не могли не обратить на это внимания. Образован был при генерал-губернаторе временный медицинский совет. Опубликованы были предохранительные меры, изданные еще в августе медицинским департаментом Министерства внутренних дел и привезенные в первой половине сентября в Москву министром. Приняты были меры и для успокоения населения. Так в самом первом № Ведомости о состоянии города Москвы, помеченном 23 сентября, напечатано было: «для сообщения обывателям верных сведений о состоянии города, столь необходимых в настоящее время, и для пресечения ложных и неосновательных слухов, кои производят безвременный страх и уныние, Московский военный генерал-губернатор, князь Димитрий Владимирович Голицын предписал издавать при временном медицинском Совете особливую ведомость ежедневно или чрез день, смотря потому, как потребует нужда. В сей ведомости имеют быть помещаемы: официальные известия о приключающихся внезапных болезнях и смертях, кои ныне простым народом приписываются холере все без исключения. – Известия о действиях холеры в прочих местах. – Разные наставления о том, какие должно жителям принимать предосторожности в настоящее время касательно жилищ, одежды, пищи, пития и проч. – Известия о мерах, принимаемых правительством для отвращения заразы от мест благополучных и для уничтожения оной в местах ею постигнутых». Такова была цель и программа Ведомости. Далее в том же №, по исчислении процента смертности в Москве за обыкновенное («благополучное») время, говорится: «ныне, несмотря на лишнюю опасность, по весьма замечательному стечению обстоятельств, в последние шесть дней умирало круглым счетом только по 15 человек (в сутки); из этой пропорции следует вывести необходимое заключение, что Москва редко бывала так здорова, как ныне. Будущее в руце Божией.» И за тем, по исчислении умерших от различных болезней за время от 16 по 21 сентября, добавляется: «из числа умерших с признаками холеры, более или менее сомнительными, оказалось в продолжение шести дней семь человек, из коих некоторым болезнь приключалась в следствие неумеренного употребления пищи и особенно сырых плодов и крепких напитков. Так и при всем успокоительном тоне сообщения, в официальном органе гражданского управления Москвы также не скрыто появление холеры в последней и ясно давалось понять обывателям, чтобы они готовились встретить нежеланную гостью.

Чуткий ко всему, что касалось интересов отечества вообще и Московской епархии в частности, святитель Московский Филарет, само собою понятно, не мог быть равнодушен к движению, возникшему в Москве по случаю холеры. Он считал священною для себя обязанностью употребить все возможные усилия и средства к достижению высоких целей своего долга и призвания в такое важное время, и первее всего, в прежние годы он обыкновенно осенью отправлялся в Петербург для присутствования в Св. Синоде. В 1830 году он также мог и по началу намерен, даже должен был туда отправиться, так как на докладной записке обер-прокурора Св. Синода кн. П.С. Мещерского о позволении митрополиту Московскому возвратиться в свою епархию из Петербурга, от 15 апреля 1830 года последовала такая резолюция Государя Императора: «Согласен; но прошу возвратиться сюда в сентябре». Согласно Высочайшей воле, выраженной в этой резолюции, Филарет даже и 13 сентября, когда слух о холере все более и более приближался к Москве, писал наместнику Сергиевой лавры архим. Афанасию: «Есть ли отец казначей едет в Москву: хорошо бы на сен неделе, чтобы застать меня». Но не более как чрез семь дней после сего, именно от 20 сентября он уже совершенно иное писал тому же наместнику: «Я отложил путь в Петербург, чтобы умирать с своими». Подобным же образом писал он и своей родительнице от 23 сентября: «В Петербург ехать я отложил, почитая долгом в сомнительное время быть у своего места». Невольно припоминаются при этом слова Спасителя: пастырь добрый душу свою полагает за овцы (Иоан. 10, 11). Затем, в прежнее время святитель Московский обыкновенно каждый год на 25 сентября, то есть на день преподобного Сергия, выезжал в Сергиеву лавру для священнослужения, как настоятель лавры. А в этот год, по той же причине, решил остаться в Москве, о чем и писал наместнику лавры от 20 сентября: «к празднику быть не предвижу возможности. Помолитесь вы и за меня». – Но так как гражданскими начальством в Москве до 22 – 23 сентября не принимаемо или, по крайней мере, не публикуемо было более решительных мер предосторожности против холеры, а Филарет, как высший представитель духовной администрации, конечно, считал нужным действовать в согласии с администрацией гражданскою, то до 20 – 23 сентября, в соответствие мероприятиям последней, святитель употреблял также одни лишь частные, предуготовительные меры и средства к достижению вышеозначенных целей. В виду газетных сообщений и частных слухов о грозившей первопрестольному граду опасности со стороны холеры, он прежде всего обращается к пастве с словом увещания о надлежащем приуготовлении (конечно духовном) к грозящей опасности. Такой смысл и тон имеет проповедь его, сказанная по освящении храма в Екатерининском институте 14 сентября. Она и сказана на текст: уготовися призывати Бога твоего, Израилю (Амос. 4, 12), хотя о холере собственно в ней нет упоминания. Однако уже и в ней читаем такие слова: «когда мысль о будущем и страх суда Божия, как громовый удар, пробуждает нас от дремоты беспечности; когда совесть, как молния, внезапным грозным светом озаряет мрак души, и обличает все, даже до сокровенных нечистот, помыслов и желаний, даже до забытых давно грехов юности: что это, как не шествие Бога правосудного и вместе милосердого, глас Господа, преследующего грех и в то же время ищущего благодатно приблизиться к грешнику? Не скрывайся же бесполезно, как Адам; не заточай упорно сам себя далее и далее от Бога, подобно Каину; уготовися во сретение Богу твоему, сердечным сокрушением, слезами, покаянием, исправлением жития». Эти слова были уже очень понятным для слушателей проповеди намеком на грозный суд Божий, совершавшийся на юге и востоке от Москвы и приближавшийся к самой Москве в образе дотоле неизвестной смертоносной болезни холеры. Кроме того раньше упомянутый швейцарец Кристин еще в письме от 11 сентября говорить о чтении особой молитвы об избавлении от болезни, с коленопреклонением, по Московским церквам. Вероятно, здесь разумеются молитвы по случаю холеры, открывшейся в пределах России, хотя и вне Москвы. Это также, и еще более могло делать понятным вышеозначенный намек. Но собственно в применении к Москве, по случаю той же холеры, святитель впервые учредил особое моление на 18 сентября, хотя и на этот раз пока не так всенародно, как после 23 сентября. Именно в этот день (18 сентября) было освящение церкви св. Василия Кесарийского, что на Тверской. Святитель воспользовался этим случаем, чтобы с одной стороны усугубить моления об избавлении Москвы от холеры, а с другой, еще решительнее напомнить присутствовавшим на освящении о духовных обязанностях их в виду её приближения. Об учреждении моления вот как сам Филарет доносил святейшему Синоду: «Есть ли, в продолжение войны за границею, по всему Государству приносимы были Господу Богу особенные молебствия: то при открытии губительной болезни в некоторых местах, внутри Государства, никак не излишне быть особенным молитвам по всему Государству. Молитвы, в случае угрожающего бедствия, должны быть благовременные и не поздние. Сими мыслями руководствуясь, по случаю открывшейся губительной болезни в некоторых не слишком отдаленных местах, решился я приступить к особенным молитвам, которые и начались 18 сентября в церкви святителя Василия Великого, коей в тот день совершаемо было освящение. Чин молитв приложен под буквою А». По освящении означенной церкви владыка сказал слово, которое прямо так и озаглавливается: «Слово по освящении храма и по принесению Господу Богу молитв о предохранении от губительной болезни». В этом слове святитель, исходя от воспоминания о губительной язве, бывшей во дни Давида, который, отчасти сам будучи виною сей язвы, видел в видении грозного ангела-губителя, между прочим говорит: «Братия! не видится ли нам нечто подобное грозному видению Давида? Не видим ли к мы Ангела Господня стоящи между землею и небом, и меч его извлечет в руку его, простерт на Иерусалим (1 Парал. 21:16)? Не смотрите большими глазами страха, которые обыкновенно видят то, чего нет, и не видят того, что есть: взирайте острым и мужественным оком проницания и благоразумной предосторожности. Губительная болезнь, несколько лет опустошавшая не христианские страны Азии, простерлась и на христианские страны Европы. В прошедшем году показалась она в пределах отечества нашего: уступила предохранительным средствам попечительного Правительства, но в нынешнее лето явилась вновь. Мы, до сего дня пощаженные, благословим долготерпеливого к нам Бога! Но Ангел погубляющий виден; меч его извлечен; он угрожает». Так теперь уже более ясно, хотя и с осторожностью, указывает святитель-проповедник на губительную болезнь – холеру. Но для чего же указывает? Не для того, конечно, чтобы устрашить своих слушателей слухом о приближении её к Москве, а чтобы убедить их достойно встретить болезнь. «Что же нам делать?», – спрашивает он вслед за приведенными сейчас словами. – «Я думаю, отвечает, тоже, что сделали жители Иерусалима при виде Ангела погубляющего. Паде Давид и старейшины Израилевы, облеченные во вретище, на лице свое. Тоже должно делать нам, чем Ниневитяне отвратили не по догадкам и опасениям ожиданную беду, но определительно предсказанную гибель. Вероваша мужие Ниневийстии Богови, и заповедаша ност. И возопиша прилежно к Богу, и возвратися кииждо от пути своего лукаваго, и от неправды сущия в руках их (Ион. 3. 5 – 8). Повергнем, братия, сердца наши пред Богом во смирении, в покорности неисповедимым судьбам Его. Признаем не только правосудие Бога, готового карать грехи наши, обличающего наше житие, недостойное имени христианского, но и Его милосердие и долготерпение, которое не вдруг, не прежде других, поражает нас, а показует поразившее других, нам же только грозящее наказание и, как бы предохраняя, говорить: аще не покаетеся, вcu такожде погибнете (Лук. 13, 5). Покаемся, братия, и принесем плод достойный покаяния, то есть исправление жития. Отложим гордость, тщеславие и самонадеяние. Возбудим веру нашу. Утвердимся в надежде на Бога и на имя Иисуса Христа, ходатая Бога и человеков, Спасителя грешных и погибающих. Исторгнем из сердец наших корень золь – сребролюбие. Возрастим милостыню, правду, человеколюбие. Прекратим роскошь. Откажем чувственным желаниям, требующим ненужного. Возлюбим воздержание и пост. Облечемся если не во вретище, то в простоту. Отвергнем украшения изысканные, ознаменованные легкомыслием и непостоянством. Презрим забавы суетные, убивающие время, данное для делания добра. Умножим моления, тайные на всяком месте, и во всякое время, общественным, по руководству святой Церкви. Употребим внимательно, благовременно, благонадежно, всегда благотворное и всецелебное врачевство, мирную, бескровную жертву, приобщением Пресвятого Тела и Крови Христовы». В этом сильном, красноречивом, дышащем духом древне-церковной проповеди наставлении видится как бы вся программа дальнейшей деятельности Филарета, как «духовного воеводы», а равно также видны и его святые желанья (pia desideria, как говорится) от своей паствы на предстоящее холерное время. В заключенье проповеди Филарет обращается к Богу с такою первосвященническою молитвой за народ: «Господи! послушай земли, смиренно призывающей Твое пренебесное Имя, и отъими язву от России. Сохрани град сей и верою живущих в нем. Благослови плодоносящих и добродеющих во святых храмах Твоих! Буди, Господи, милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя! Аминь». Все это было 18 сентября 1830 года. «В тот же день вечером, – читаем в I томе Филаретовского Юбилейного Сборника (продолжение вышеприведенного донесения Филарета св. Синоду), – сделалось мне известным, что со стороны болезни замечается в сомнительном положении одна из соседних губерний. 19 и 20 сентября продолжались молитвы по тому же чину в двух других церквах города Москвы, коих также случилось в те дни освящение. Между тем, 19 дня оказались в самой Москве, хотя, впрочем, немногие, болезненные случаи, подлежащее сомнению. 21-го дня во всех церквах столицы, сверх молитвенных прошений на литургии по чину вышеозначенному, совершено по литургии молебствие по чину, прилагаемому под буквою Б; в Большом Успенском соборе совершено сие мною с старшим духовенством. Народу о собрании в Успенском соборе особенной повестки не было: во-первых потому, что каждый мог найти молебствие во всякой церкви, куда он пришел к литургии, по случаю воскресного дня; во-вторых для того, чтобы не привлекать в одно место слишком большого и потому затруднительного многолюдства. При всем том, собрание молящихся в Успенском соборе было необыкновенно велико». Следовательно и пример и предварительные внушения архипастыря и пастырей московских возымели свое действие на вверенную им паству, по крайней мере с этой стороны. В то же время и в том же духе святитель московский делал предварительные распоряжения и по духовно-учебным заведениям своей епархии. Так, от 20 сентября, он написал следующую резолюцию на одном из представлений правления Московской Духовной Академии: «Академическому правлению взять советы врача для предосторожности против болезни cholera morbus, о чем приватно уже писано». Правление, с совета врача, положило: «1) разместить студентов свободнее, разделив их по всем залам классическим; 2) уменьшить общие собрания студентов, и для того дозволить им сходиться на лекцию только один раз в день в 11 и 12 часов утра, в остальное же время заниматься в комнатах домашними упражнениями». Кроме того, положено на неделю прекратить учение и все время посвятить богослужению, для приготовления к исповеди и св. причастию. На этом постановлении владыка, от 15 октября, положил такую резолюцию: «Согласен. Для приготовления к святому причащению на сей раз довольно трех дней. Благодарю, что к сему обратились». Равно также и правлению Московской Духовной семинарии владыка, от 20 же сентября, дал такое предписание: «Немедленно войти в рассуждение о мерах осторожности против болезни и представить, о чем и словесно приказано». Правление семинарии, вместе с начальниками московских духовных училищ, ему подведомых, обсудив дело, составило следующее распоряжение: «Начатки болезни, известной под именем холеры, оказавшиеся в Москве, делают небезопасным содержите учеников и продолжение учения в настоящее время как в семинарии, так и училищах, ей подведомых. Почему семинарское правление, обще с начальниками училищ, нашло нужным принять в сем случае следующая меры: 1. Учеников, имеющих у себя родителей и родственников и вообще всех желающих быть вне семинарии и училищ, прекратив учение, уволить к родителям и родственникам. 2. Ученикам, изъявившим желание оставить семинарию или училище, и имеющим в отдалении родителей и родственников, к которым они намерены отправиться, по усмотрению начальством их нужд, выдавать в пособие для пути от одного до трех рублей из остаточных штатных сумм, под своеручную их расписку. 3. Учеников, содержавшихся в бурсах и коим некуда удалиться, оставить в настоящем месте их жительства, разместив с надлежащей удобностью. 4. Принять все предохранительные средства, известные в настоящее время, и предписания врача исполнять со всею точностию. 5. Иметь в готовности особенную, более удаленную от прочих, комнату на случай помещения больных. б. Запастись, сколько возможно, нужною для содержания учеников провизиею. 7. Занятия учеников, уволенных из семинарии и училищ, предоставить домашнему руководству их родителей и родственников, а остающихся в бурсах занимать, по возможности, в классах или жилых комнатах, смотря по обстоятельствам. 8. Учеников, удалившихся в дома родителей и родственников, по прекращении опасности, собрать для продолжения учения чрез посредство духовной консистории. 9. Правлению Перервинских училищ предписать, чтобы немедленно, по назначению семинарского врача, заготовлены были нужные средства, и чтобы для предварительного познания употребления оных служащий при больнице оных училищ, в качестве подлекаря, явился к семинарскому врачу. 10. Коломенскому смотрителю предписать, чтобы сообразно с изложенными правилами поступал в случай нужды. 11. О настоящем, как чрезвычайном происшествии, донести во известие академическому правлению». Это распоряжение свое семинарское правление представило на утверждение владыки 21 сентября. И в тот же день владыка положил на нем такую резолюцию: «хотя по Московским училищам смертного случая, благодарение Богу, нет, а есть один случай болезненный и, кажется, не опасный; но как известно, что светские училища закрыты, по мнению университетского совета и медицинских членов оного, и как избыток осторожности лучше избытка неосторожности; духовные же училища Московские, сверх многолюдства и тесного помещения, подвержены опасности от непредвидимых случаев потому, что множество учеников, рассеянные жительством но всей Москве, отовсюду могут принести болезненную нечистоту и всюду разнести ее, буде бы она открылась в училище: то убеждаюсь согласиться с сим представлением и присовокупить следующее: 1) Начальники училищ, или инспекторы, должны доносить мне о всяком особенном случае, как можно, немедленно. 2) В Вифанское семинарское правление сообщить с сего представления и резолюции список для сведения и соображения в случае нужды, впрочем с тем, чтобы не торопиться без случая нужды. 3) Таковой же список послать в комиссию духовных училищ при моем предложении». Обо всем этом от 23 сентября Филарет доносил следующим образом Св. Синоду: «21 дня сего сентября, пред вечером, семинарское правление, вместе с начальниками прочих училищ, вошли ко мне прилагаемым при сем в списке представлением о закрыты оных в предосторожность от болезни cholera morbus. Поводом к сему было подобное распоряжение по светским училищам и то, что накануне в учебные часы один ученик получил припадки, которые, по обнародованным сведениям, означают первую степень означенной болезни. Я был в затруднении разрешить сие представление потому, что не имел о подобных предосторожностях никакого отношения от гражданского начальства. Однако я решился написать резолюцию, с коей список также при семь прилагается, и быть в готовности к исполнению. 22 дня, вскоре по начатии учебных часов, явился ко мне ректор Петровского училища и словесно донес, что из собравшихся в училище учеников занемогло 5. Сие более удостоверило меня, что предположенная предосторожность не есть преждевременна: и я тотчас отдал протоиерею представление с резолюцией, чтобы тотчас приступить к исполнению, начиная с Петровского училища. О чем Святейшему Синоду благопочтеннейше рапортую». Кроме духовно-учебных заведений, предварительные распоряжения Филарета касались и монастырей. По крайней мере относительно Сергиевой Лавры Филарет, как настоятель её, еще 20 сентября писал наместнику Афанасию: «здравствуйте, отец наместник и с братиею: а от болезни берегитесь. О молениях предписание ныне пошлется. Перестаньте ходить и пускать в ризницу без разбора. Что нужно для употребления, положите близко к передней палате, а во внутренние не ходить без крайней нужды, и то с предосторожностью, чтобы люди доходили здоровые и чистые от сообщения с больными. Но не пугайтесь и не унывайте. Воля Божия во всем. Слава Богу о всем. Мир всем вам». Затем на рапорте учрежденного собора Сергиевой Лавры о том, что карантинные начальники находят нужным содержавшихся в карантине переводить в старую лаврскую гостиницу на пять дней, но что Собор на это не согласен, по близости гостиницы к Лавре и по другим соображениям, владыка написал от 25 сентября: «Собору положиться на Бога и на молитвы преподобного Сергия, и старую гостиницу, в уважение общественной нужды, отдать для размещения выдержавших трехдневный карантин, употребя должную осторожность против сообщения с новою гостиницею и с Лаврою».

Между тем 22 и 23 сентября гражданская администрация Москвы, действовавшая дотоле как бы тайно от взоров общества и лишь предуготовительно в отношении к холере, вышла из выжидательного, так сказать, положения и приступила к более решительным мерам, направленным столько же, по прежнему, к успокоению встревоженного населения, сколько и к уврачеванию зла, все более и более причиняемого губительною болезнью. Кроме образования временного медицинского совета и издания при нем Ведомости о состоянии г. Москвы, приняты были и другие соответствующие той же цели меры. «Московский военный генерал-губернатор, – читаем в № 3 означенной Ведомости, от 23 сентября, – почитая священным долгом обезопасить Высочайше вверенную ему столицу, сколько в силах его состоит, от пагубной заразы, в обязанности себя нашел обратиться к призванным им особам, как по званию своему, достоинствам и правилам пользующимся особенным уважением в обществе, с полною уверенностью, что они не оставят содействовать ему в настоящем, столь важном деле. Приглашенные особы, изъявив к тому совершенную свою готовность, при первоначальных совещаниях единогласно положили составить соединенный совет, разделив оный по занятиям на две части. Из числа членов первого совета принимают на себя, по взаимному соглашении, обязанности иметь надзор и попечение по частям города господа сенаторы: Озеров – по Сретенской, Башилов – по Лефортовской, Дурасов – по Пречистенской, Тучков – по Покровской, Бухарин – по Таганской, Писарев – по Серпуховской, князь Урусов – по Пресненской, Яковлев – по Пятницкой, Брозин – по Якиманской, Фон-Брин – по Мясницкой; гг. обер-прокуроры: князь Гагарин – по Арбатской, князь Лобанов-Ростовский – по Басманной, Дегай – по Хамовнической; гг. генерал-майоры: Бутурлин – по Мещанской, Стааль – по Сущевской; действительные статские советники: Самарин – по Городской, Гедеонов – по Новинской, Апухтин – по Рогожской, статский советник Юний – по Яузской и г. Голохвастов – по Тверской. При каждом из поименованных лиц состояли следующее члены медицинского совета, также по свободному соглашению: Пфеллер, Зубов, Броссе, Сейделер, Мухин, Герцог, Рихтер 2-й, Левенталь, Оппель, Гейман, Лодер, Рамих, Корш, Поль, Рихтер 1-й, Янихен, Высоцкий, Альфонский, Гааз и Альбини. Это было к 23-му сентября. Потом за 24-е сентября, в Ведомости № 4, исчисляются и другие меры, каковы: установление военных кордонов в окрестностях Москвы, четырнадцатидневное карантинное очищение, окуривание писем, посылок и пр. В то же время князь Голицын как о появлении холеры в Москве, так и о принятых им против распространения её мерах донес Государю Императору. Любвеобильный монарх горячо принял к сердцу интересы своей первопрестольной столицы, которым грозила великая опасность. От 24-го же сентября он писал к князю: «С сердечным соболезнованием получил я ваше печальное известие. Уведомляйте меня с эстафетами о ходе болезни. От ваших известий будет зависеть мой отъезд. Я приеду делить с вами опасности и труды. Преданность в волю Божию! Я одобряю все ваши меры. Поблагодарите от меня всех, кои помогают вам своими трудами. Я надеюсь всего более теперь на их усердие». Это Высочайшее письмо (рескрипт) опубликовано было в № 7 Ведомости о состоянии города Москвы, при чем тут же замечено: «Европа удивлялась Екатерине II, которая привила себе оспу, в ободрительный пример для наших отцов. Что скажет она теперь, когда услышит о готовности Николая делить такие труды и опасности наравне со всеми своими подданными?» И действительно, чрез несколько дней, несмотря на то, что холера все более и более усиливалась в Москве, Государь, как истинный рыцарь без страха и упрека, явился в своей первопрестольной столице: «Родительское сердце не утерпело».

Как высший представитель духовной администрации того же города Москвы, участвовавши, конечно, в общем административном совете по столь необычайному и важному случаю, как холера, святитель Филарет, с своей стороны и в своей области, с 23 сентября приступил также к более решительным мерам. И именно, прежде всего он устанавливает еще более усиленное молебствие о предотвращении зла, причиняемого губительною болезнью, соединяя оное с всеобщим по Москве крестным ходом. «Поелику наказание и милость Божия, – предписывал он консистории, говоря, в согласии с одновременными сему распоряжениями светской власти, тоном успокоительно-предохранительным, – открываются вместе, наказание в том, что признаки губительный болезни примечены на некоторых в сем граде, милость же в том, что зло не распространяется: то надлежит Московскому духовенству и православным людям с ревностию и упованием на Бога пребывать в молитвах и со вниманием употреблять все, что к возбуждению духа молитвы и обретению благодати Божией способствовать может. Общим крестным хождением столь обширного града обнять не можно: полезно же, чтобы, по возможности, всякое место ознаменовано было молитвою, присутствием святыни н благословением Церкви. Посему 25 день сего сентября, день Преподобного и Богоносного отца нашего Сергия, древнего Богоприятного молитвенника за область Московскую, назначается для совершения по всем церквам столицы молебствия с крестным хождением по чину, приспособленному к обстоятельствам. Духовенство градских соборов и духовенство мужеских монастырей (кроме тех, которым необходимо в монастырях остаться) соберется в Успенский собор для подобного молебствия и крестохождения, которое в самых монастырях может быть в следующий день. – Напечатанное слово по принесении Господу Богу моления о предохранении от губительной болезни, раздать во все церкви столицы, с предоставлением на рассуждение священников прочитать оное на литургии 25 дня сего месяца. – Консистории предписать, кому следует, чтобы по всей епархии приносимы были Господу Богу, на литургии и прочих службах, моления о предохранении от губительной болезни; а где опасность представится более близкою, там, в воскресные дни, а по усердию и в другие, совершаемо было б по литургии особенное молебствие по предписанному чину». Чин этот составлен был самим святителем Московским. Донося об этом своем распоряжении св. Синоду, владыка представлял на его разрешение то, чтобы «молитвенные прошения о предохранении от опасности губительной немощи употреблять повсеместно до прекращения опасности; а в тех местах, где опасность велика, употреблять и полное молебствие по чину под буквою Б во дни воскресные и другие по усердию и удобности. По справке, что молебное пение во время губительного поветрия и смертоносной заразы напечатано уже по Высочайшему повелению и разослано во все епархии от 23 сентября, св. Синод изъявил признательность его высокопреосвященству за труд в собрании представленного молебствия». Владыка, в силу такового распоряжения св. Синода, дал от 27 сентября такую дополнительную резолюцию: «Разумеется, что предписанного св. Синодом чина держаться должно преимущественно пред епархиальным распоряжением, сделанным тогда, когда синодального распоряжения в виду не было. Впрочем, и другие молитвы, указанные в Великом Требнике, употреблять попеременно, или по обстоятельствам, предоставляется рассуждению духовенства и усердию православных людей каждого места в епархии. Величественное и вместе поистине трогательное зрелище представляло собою это всенародное, так сказать, молебствие с коленопреклонением и крестными ходами, совершенное в Москве 25 сентября 1830 года первосвятителем, при участии многочисленного духовенства. Вот как сообщается о том в одном из современных исторических документов, – в № 5 Ведомости о состоянии г. Москвы за 27 сентября: «Двадцать пятого сентября, в день преподобного Сергия, сего древнего молитвенника о душах Россиян, совершено в Успенском соборе высокопреосвященнейшим Филаретом, митрополитом Московским и Коломенским, соборное молебствие на литургии с коленопреклонением о прекращении заразы в отечестве. После молебствия был крестный ход из Успенского собора около всех Кремлевских церквей и дворца к Лобному месту; здесь была произнесена первая коленопреклоненная молитва, вторая в часовне Иверской Божией матери, третья по возвращении крестного хода в Успенском соборе. То же молебствие совершено, при многочисленном стечении народа, и во всех церквах Московских, из которых были крестные ходы с колокольным звоном около приходов». То же, или почти тоже, читаем и в других исторических сообщениях об этом времени. Между прочим, вот как воспевает это событие слепец-поэт Шатров:

«Растворились Божьи храмы,

Сшелся тысячьми народ,

Воскурились фимиамы.

Вышел клир и крестный ход.

Впереди хоругви веют,

Все идут, благоговеют

Как смиренные рабы

За святыми образами.

Заливаются слезами,

С чувством внутренней мольбы.

Всякой пастырь паству водит,

Крест нося перед собой;

Всякой свой приход обходить

И кропит святой водой:

Там встречаются иконы,

Там лобзанье, там поклоны,

Там пылает фимиам,

Там гремит святое пенье –

И Москва на то мгновенье

Превратилась в Божий храм.

Царь небесный! все взывают: –

Защити нас в злые дни;

Ветры смертность навевают,

Царь небесный, сохрани!

Удержи десницу мщенья,

Просят грешники прощенья,

Пощади свою в нас кровь,

Пощади свое созданье,

Мы все – грех, но Ты – любовь!

О событие святое,

Небывалое в веках,

Для истории златое,

Отразись на облаках;

Пронесись в грядущи роды;

Пусть читают все народы,

Все страны, все времена,

Что под гневным неба сводом

С верой в Бога, крестным ходом

В час Москва обойдена».

Молебствия с коленопреклонением и крестными ходами, согласно распоряжению святителя, совершаемы были в Москве не только 25, но и 26 и 27 сентября; совершаемы были и в других местах Московской епархии. Так на распоряжении о том учрежденного собора Сергиевой Лавры владыка в самый день преподобного Сергия, 25 сентября, дал такую резолюцию: «Очень благодарю отца наместника и Собор за сие распоряжение. И здесь ныне крестные ходы не только из собора, но по всем приходам». Равным образом на рапорте Аносинского Борисоглебского монастыря, что в Звенигородском уезде, игуменьи Евгении (Мещерской) о том, что по случаю посещения Господня эпидемическою болезнью учинен 25 сентября крестный ход около монастыря, помещичьих усадьб и селения, владыка, 2 октября, написал: «Слава Богу, что все согласны в молитве; и в сей день, и в Москве, и в Лавре, и здесь, в Аносине, тоже сделано без предварительного соглашения». – Однако и в отношении к столь великому и многополезному делу, как молитва, не обошлось без превратных суждений и не незначительных препятствий. Мы только вскользь упомянем о таких воззрениях на это святое дело, какие проглядывают во многих словах писем вышеупомянутого швейцарца Кристина к гр. С.А. Бобринской. В них видится иногда прямое издевательство над религиозным чувством народа. Вот, для примера, слова письма его от 11 сентября: «Народ собирался у икон, в особенности у иконы, что у Варварских ворот, той самой, из-за которой погиб Амвросий в 1771 году. Два дни сряду видел я, как спускали лампаду, которая горит пред этою иконой, как люди, и больше всего женщины, обмокали в лампадное масло свои тряпочки с тем чтобы потом класть их себе на живот. Этого средства, – добавляет не в меру остроумный швейцарец, – не значится в списке предохранительных мер, который привезен министром». Даже и благонамеренные люди высказывали те или другие опасения по поводу установления усиленных молений. И прежде всего думали, что такие моления увеличивают в обывателях страх пред грозящею опасностью, тогда как все медицинские правила предосторожности от заболевания холерою предписывают бесстрашие, как одно из важнейших предохранительных средств. Выражение этой мысли, конечно, ложной в своем основании и несправедливой по отношению к Филарету, напротив удалявшему страх, мы находим у того же самого Кристина и в том же письме его от 11 сентября, где он между прочим пишет: «У меня две недели был болен кучер. По несчастью, он умер в воскресенье по утру, в то самое время, как по всем церквам читалась нарочно составленная молитва с коленопреклонением, и следовательно страх еще усилился от этого нововведения». За тем он и описывает, как, вследствие будто бы страха, соседи его сочли болезнь кучера за холеру единственно потому, что у него пред смертью была рвота, какое волнение произошло от этого в народе и т.д.». Далее он же, по поводу крестных ходов 25 сентября, от 26 сентября пишет той же особе: «Прилагаемым у сего ведомости послужили несколько к успокоению умов; но за то другая мера усилила страхи: совершают крестные ходы по всем улицам. Священники, с толпами народа, носят образа, хоругви, фонари, поют молитвы с коленопреклонениями на мостовой, что конечно очень может действовать на воображение. Это очень богомольно и похвально, но все возвращаются оттуда бледные как мертвецы, считая себя при последнем часе. Выпускают объявления для успокоения и устраивают крестные ходы для тревоги: стало быть на все вкусы: и для храбрых, и для трусливых. Но я за первых». Помимо того высказывались и другие опасения. Сам святитель Московский, в вышеприведенном письме своем к викарию Леониду от 6 июля 1861 года пишет о рассматриваемом нами времени: «Говорили, что опасны собрания народа в церквах и в крестных ходах и представляли в пример город, в котором церкви были заперты. Я обещал некоторые предосторожности: и мне уступили свободу собрания в церквах». Эти опасения высказывались на том основании, что скученность толпы народной с одной стороны, и возможность простудных состояний во время коленопреклонений на сырой земле и стояния с открытою головой под открытым небом в осеннее время с другой стороны, были будто бы наиудобнейшим случаем к заболеванию холерой. Опасения эти для людей, их высказывавших, представлялись столь основательными, что о них даже доведено было до сведения самого Государя Императора по прибыли его в Москву. «Когда по совершении крестных ходов в средине города и около всех церквей, – писал в том же письме от 6 июля 1861 года к Леониду Филарет, – на другой день прибыл Государь Император и, следуя, конечно, суждениям, врачей, спросил меня, не опасно ли, что я собираю массы народа и становлю на коленопреклоненную молитву на сырой земле, Провидение дало мне возможность тотчас отвечать: Ваше Величество, Господь оправдал церковное действие по крайней мере против сего сомнения: число заболевающих после крестных ходов не больше, а несколько меньше нежели во дни прежде крестных ходов. Так еще более подтвердилась свобода церковных молитв». Подобным же образом и в 1866 году, по случаю холеры, Филарет писал в письме к викарию своему Игнатию от 17 сентября: «Напрасно более боятся молитвы нежели болезни. Неужели молитва вреднее болезни? Пережив три холеры прежде нынешней, я видел довольно опытов, что где усиливалась молитва, там болезнь ослабевала и прекращалась». И сам официальный орган тогдашнего гражданского управления Москвы, не раз упомянутая Ведомость о состоянии этого города, описав вышепоказанным образом крестный ход и молебствие 25 сентября, добавляет: «Жители Московские в сердечном умилении обращались к святому Угоднику, который, в течение веков бодрствуя над своею земною отчизною, хранить ее ото всяких напастей; он внял, кажется, их теплым молитвам: в этот день умерло в Москве гораздо менее чем в самое благополучное время. Много бо может молитва Праведника споспешествуема». – «Говорили об опасностях многолюдных сборищ, – читаем в «Воспоминаниях Пассек» о том же событии, – но чумный год показал, как опасно предписывать меру религиозному чувству. Это была трогательная минута в жизни Русского народа». И действительно, «никогда, ни прежде (на сколько старики могли упомнить), ни после, – пишет о том же в своих «Воспоминашях» граф М.Вл. Толстой, – не бывало такого благочестивого настроения между Московскими жителями: храмы были полны ежедневно, как в святой день Пасхи; почти все говели, исповедались и причащались Св. Таин, как бы готовясь к неизбежной смерти». Но и такие способы выражения благочестивого настроения как говение иногда встречали препятствия к своему осуществлению. Сам святитель Московский, описывая благочестивое настроение Москвичей за рассматриваемое время, указывает и на эти препятствия. «Радуюсь, – пишет он в письме к Гавриилу (Городкову), архиепископу Рязанскому, а в то время епископу Калужскому, от 22 октября 1830 года, – и тому, что Бог хранит вашу область, и тому, что мысль об опасности обращает людей к Богу. И здесь, кроме больных, духовенство занято здоровыми, как в Великий пост, или более. Кадеты корпуса захотели приобщаться Святых Таин, а начальники их испугались сего так, что и по моим чрез священника словам не решились дозволить. Надлежало доложить Государю Императору. Он не только дозволил, но перекрестился от удовольствия о расположении кадетов». Правда, многие говели и приобщались Св. Таин именно по страху холеры. Но вот как Филарет смотрел и на такое отношение к святому долгу христианскому. На рапорте одного сельского благочинного о том он даль такую резолюцию: «Да спасет Господь хотя страхом души рабов своих». Этот спасительный страх он поддерживал, а страх, уныние, предрасполагавшие к холере он, напротив, сам, как мы отчасти и видели выше, старался удалять всеми мерами. Особенно важным считал он это в отношении к простому народу. Так в предписании священникам от 11 октября чрез консисторию святитель вменяет им в обязанность «внушать народу, что в опасности общественного бедствия не должно предаваться унынию». То же, как мы видели, проповедовал он и с церковной кафедры, отдавая таковую проповедь в руководство и священникам: «Не любит она (холера), – писал он в январе 1831 года, следовательно еще под живым впечатлением опытных сведений о ней, к епископу Екатеринославскому (в последствии архиепископу Тверскому), Гавриилу (Розанову), – ни излишней дерзости, ни излишней робости, особенно невоздержания: следственно учит осторожности, воздержанно, упованию на Провидение Божие». Говоря так, он не только был согласен с гражданскими официальными оповещениями о предохранительных мерах против холеры, известных нам из предшествующего, но и стоял выше их; ибо имел в виду не только временное, но и вечное, не только земное, но и небесное. И с этой лишь точки зрения он не мог одобрять некоторых медицинских предписаний и советов того времени. Так наприм., вот резолюция его относительно составленной ордин. проф. Моск. университета доктором Мухиным записки о постной пище, якобы потребной в холерное время, данная от 23 ноября 1830 года: «Записка приспособлена к роскошным постникам, и потому едва ли полезна будет для монахов и церковников, как потому, что учит роскоши и лакомству, так и потому, что одобряет некоторые довольно тяжелые приготовления пищи». – Так смотрел святитель на дело и так действовал как в общественной, так и в частной жизни своей. Мы еще будем иметь случай указать на то, как внимательно относился он сам и других учил относиться к медицинским советам в холерное время, но только к советам, строго обдуманным и всесторонне обсужденным. Настоящие же рассуждения свои мы ввели только для того, чтобы показать, как неосновательно современники святителя осуждали его за распоряжения относительно исполнения религиозных обязанностей в холерное время. И однако, в виду возражений, которыми встречаемы были распоряжения его о том, несмотря на исключительно церковный характер этих распоряжений святитель должен был делать некоторые уступки, «предосторожности», как он сам выражается. Так, делая распоряжение о крестном ходе на 12 октября, Филарет пишет своему викарию Иннокентию (Сельно-Кринову) уже следующим образом: «Крестный ход откладывать до будущего воскресенья не думаю. Время установленное пройдет. А кто знает, будет ли удобнее со стороны болезни? Полагаю приходскому духовенству быть при своих местах и молебствовать о избавлении от болезни. Собирать все духовенство в ход и потому не удобно, что оно нужно повсюду для больных. Я же полагаю с монастырским и соборным духовенством совершить крестный ход, подобный бывшему 25 сентября, кроме коленопреклонений на открытом воздухе». Приходилось делать и другие уступки, о которых речь будет в своем месте, хотя, конечно, и эти, как сейчас указанные, уступки не касались существа дела.

Кроме усиленных молений, входивших в собственную, исключительную область ведения и попечения Филарета, как архипастыря Москвы, он, одновременно с тем, принимал деятельные меры по своему ведомству и такие, которые должны были способствовать успешнейшему осуществлению и применению предохранительных мер светского правительства. Так именно: 23 же сентября, в соответствие распоряжению московского генерал-губернатора о распределена всего города, в санитарном отношении, на несколько частей, с начальствующим и членом медицинского совета в каждой части, по распоряжению Филарета «назначены следующие духовные особы к содействию членам соединенного совета о предохранении от болезни, начальствующим в частях города: ставропигиального Симонова монастыря архимандрит Мелхиседек – по части Таганской; Андрониевский архимандрит Гермоген – по Рогожской; Богоявленский архимандрит Арсений – по Городской; Златоустинский архимандрит Филадельф – по Сретенской; Никольский, в Хлынове, протоиерей Иоанн – по Арбатской; Трехсвятительский протоиерей Николай – по Яузской; Вознесенский, на Гороховом поле, протоиерей Иоанн – по Басманной; Казанский, у Калужских ворот, протоиерей Иоанн – по Серпуховской; Димитрие-Селунский протоиерей Петр – по Тверской; Казанскаго собора протоиерей Арсений – по Мясницкой; Никольский, на Пупышах, протоиерей Матфей – по Пятницкой; Никитский в Басманной, протоиерей Василий – по Лафертовской; благочинный Троицкой, на Арбате, священник Сергий – по Пречистенской; благочинный Девятинский священник Илия – по Новинской; Воскресенский, в Кадашеве, священник Иоанн – по Якиманской; Никольский в Новой слободе, священник Герасим – по Сущевской; Георгиевский, в Грузинах, священник Никита – по Пресненской; Покровский, в Красном селе, священник Игнатий – по Покровской; Троицкий, в Троицкой, священник Иоанн – по Мещанской; Покровский, в Левшине, священник Моисей – по Хамовнической. Изложение обязанностей, соединенных с настоящим поручением: 1) вообще оказывать гг. начальствующим в частях города всякое содействие к отвращению зла, по обстоятельствам, и по званию возможное и с исполнением непременных обязанностей духовной службы совместное; 2) в особенности наблюдать, чтобы болящим подаваемы были местным духовенством пособия религии, какие по обстоятельствам и по правилам Церкви нужны и полезны; 3) в случае открытия болезни в монастыре или в доме духовного ведомства, по требованию начальствующего в части, исполнять то, что его помощнику назначено в 3 пункте протокола соединенного совета; 4) как самим непосредственно, так, и чрез прочее местное духовенство внушать обывателям, чтобы не предавалась унынию и малодушию, которые сколь не сообразны с духом истинного христианства, столько же вредны для предающихся сим чувствованиям, но с упованием на Бога и с преданностью во святую волю Его тщательно и верно употребляли опытами указанные предохранительные средства и пособия по руководству попечительного правительства, 5) о всем, что нужно к сведению духовного начальства и на что нужно разрешение или распоряжение, представлять для удобности чаще письменно, нежели лично, по форме простой и сократительной». К этому в том же современном сообщении добавляется: «Наименованные (духовные) особы, сколько но назначению, столько же и по усердию, приняли на себя вышеизложенные обязанности к точному выполнению». Потом, в согласии с теми же постановлениями гражданской власти, святитель делает и иные распоряжения по Москве и епархии, в отношении к монастырям и приходам. Так, в отношении к монастырям, Филарет сделал такое распоряжение от 26 сентября: «При повсеместном употреблении предосторожностей против заразительной болезни, нужным признается Московским монастырям особенно поставить во внимание следующее: 1) Объявленные от гражданского начальства предохранительные средства употреблять неупустительно; 2) на случай открытия болезни в монастыре, чтобы удобнее подать больному пособие и охранить других от сообщения с ним, заблаговременно иметь для помещения сомнительного больного в готовности отдельную, не тесную келлию, которую привести в больничное положение; 3) не пренебрегать и не таить сомнительных случаев, чтобы не упустить благовременности для употребления предосторожностей; 4) паче всего предохранять и подкреплять себя средствами и пособиями святой веры». Эти правила, по резолюции от 3 октября, дополнены еще следующими: «В монастыре, – так читается резолюция Филарета, – где оказался сомнительный болезненный случай, всемерно усилить предохранительные средства против распространена болезни и, между прочим, держаться следующих правил: 1) ворота монастыря иметь затворенные и при них сторожа; 2) от окончания вечерни до благовеста к литургии, без чрезвычайной надобности, посторонним входа в монастырь не дозволять. И в утреню в праздник допускать с осторожностью, смотря по обстоятельствам; 3) между временами богослужения по выходе и пред входом молящихся употреблять и в церкви очищающие воздух средства, как например: ставление по местам хлористой воды, и кропление ею пола и потом курить ладаном; 4) приходящим в монастырь на богослужение предоставить свободный ход от ворот до церкви и обратно от церкви до ворот, а не более; 5) приходящих в монастырь, кроме богослужения и по нуждам выходящих из монастыря и возвращающихся, отпускать и принимать по употреблении предохранительных и очистительных средств; 6) выход из монастыря дозволять не иначе, как по необходимым надобностям и приказаниям начальства в удобнейшие дневные часы; 7) начальствующий в монастыре обязан применить сии правила к местным обстоятельствам по лучшему своему разумению со всевозможным тщанием, чтобы и от чужих больных беречь своих здоровых, и от своих больных беречь чужих здоровых». Относительно монастырей, находившихся не в Москве, а в епархии, мы уже отчасти видели распоряжения Филарета, когда говорили о мерах, указанных им для Сергиевой Лавры. Впрочем, по молитвам угодника Божья, преподобного Сергия, Лавра его имени избавлена была от заболевания холерою, о чем с особенным утешением писал святитель Филарет от 31 октября наместнику Лавры, архим. Афанасию: «Богу благодаренье воздадим, отец наместник, что хранит Лавру и братию; и помолимся, да продлит Господь сию милость к месту, которое Он, ради Угодника своего, благословил, и да помилует искушаемых. Равно также и другие монастыри вне Москвы были избавлены от необходимости применения к ним строгих карантинных мер. Более всего пострадала Москва, и она-то более всего составляла предмет забот для архипастыря, хотя мудрые распоряжения последнего простирались, как мы уже и видели и как еще увидим, и на всю епархию. В отношении к приходским церквам, кроме тех распоряжений, которые сделаны были святителем 23 сентября, им делаемы были по времени и по требованию нужды также другие распоряжения, касавшиеся как больных, так и умерших холерою, как в Москве, так и в пределах всей епархии. Именно, от 2 октября святитель по делу о больнице Арбатской части предписывает: «Требы исправлять ближайшим к месту больницы священникам и чередоваться при ней для исправления треб. А если кто будет отзываться иною требою, менее нужною, или другими предлогами не основательными, о таких благочинный должен доносить. Бог сохранить от опасности смертной благоговейного и человеколюбивого служителя веры, недостойный от суда Его не заградит себя предлогами и оборотами. От 3 октября: «Консистории прилагаемые при семь экземпляры Наставления для обращающихся по должности с больными холерою, необходимые для священников, разослать здесь, в Москве, по экземпляру в каждую церковь и монастырь, a прочие на случай надобности по городам и уездам, с тем, чтобы недостающее число печатных экземпляров для ближайших священников заменено было списками». Так в отношении к больным холерой. В отношении к умершим еще от 27 сентября владыка предписывал: «Как от гражданского начальства требовано, чтобы, по настоящим обстоятельствам, тела усопших принимаемы были на кладбище и ночью; из чего надлежит заключать, что иногда, по скорости и предосторожностям, употребляемым в похоронении умерших опасною болезнью, не будет удобности отпевать их по чиноположению в приходских церквах: то, дабы таковые умершие не лишены были церковных молитв, по нужде употребить следующее распоряжение: 1) С телом умершего не отпетого отправлять на кладбище записку приходского священника, в которой означать имя умершего, то, что он принадлежал к православной церкви, и что, по обстоятельствам, отпевания его в приходской церкви не совершено. 2) Кладбищенскому причту, по получении одной, или нескольких таковых записок, в тот же, или следующий день, совершить погребальное пение с молитвами за наименованных усопших и, смотря по возможности, выходить с литиею к месту, где похоронены тела их. 3) Для исполнения, объявить о сем приходским и кладбищенским священникам. До сведения членов соединенного совета начальствующих в частях города доведут о сем назначенные к ним духовные лица». За тем один случай отношения гражданского начальства к вопросу об умерших побудил святителя к дополнительному на этот счет распоряжению. Именно, генерал-губернатор, отношением от 4 октября, просил владыку уведомить его: «можно ли на Даниловском кладбище, в двух недавно отстроенных каменных корпусах с сараями, и на Ваганьковском, в одноэтажном каменном пустом флигеле, ставить тела умерших не от холеры до прошествия трехсуточного срока?» Владыка 5-го октября ответствовал: «Препровождая засвидетельствованные списки с показаний двух кладбищенских священников, нужным нахожу к соображению вашего сиятельства присовокупить: 1) Что обращение тел умерших не холерою, особенно бедных, на два только кладбища, не может быть без отягощения для отдаленных жительством. 2) Что причты прочих кладбищ, могилокопатели и другие бедные прислужники, не имея погребаемых, остаются без пропитания. 3) Что всякий родственник умершего не холерою сам, без сомнения, попечется, чтобы погребение не совершилось безвременно и с сомнением. – Дабы сохранить силу закона и не стеснить бедных людей, могут, кажется, быть достаточны следующие правила: 1) Умершего не холерою, по настоящим обстоятельствам, препровождать на кладбище по близости и произволу родственников без промедления. 2) С тем вместе доставлять кладбищенскому причту записку, которого дня и в котором часу препровождаемый скончался. 3) Кладбищенский причт обязан, до истечения трех суток от смерти, не опускать тело в могилу, а хранить оное, смотря по удобности, в церкви или в здании, какое можно временно устроить, или к сей потребности приспособить. 4) Есть ли и прежде трех суток окажутся признаки тления: то, по настоящим обстоятельствам, не отлагать опущения тела в землю. Есть ли бы его сиятельство нашел сии правила удовлетворительными закону и предосторожности: то я предписал бы их к исполнению кладбищенским причтам». Так как генерал- губернатор нашел эти правила удовлетворительными, то владыка и предписал их к исполнению резолюцией от 8 октября.

Так действовал святитель по Москве. Но его распоряжения, как говорено было, касались и епархии. Так как позднейшие из этих распоряжений нередко основывались на более ранних, то мы будем приводить их в хронологическом порядке. Уже и в вышеприведенных распоряжениях владыки есть указания, касающиеся и епархии. Специально же уездных городов и сел Московской епархии касаются нижеследующие распоряжения его. От 11 октября: «Консистории предписать повсеместно сельским священникам, чтобы они, при всяком благоприятном случае, внушали обывателям что им должно тщательно и верно употреблять предохранительные и врачебные средства против заразительной болезни, и таковые внушения подкреплять вразумительными рассуждениями, свидетельствами и примерами, наипаче из Священных источников. Например, в 38 главе кн. Иисуса с. Сирахова написано: Господь созда от земли врачевания, и муж мудрый не возгнушается ими. Находящийся в заразительной болезни, называемой проказою, по повеление Божию, отлучаем был от здоровых и от их жилищ, и одежды, и вещи, им зараженных, частью очищаемы, а частью вовсе сжигаемы были. Теперь иная болезнь: но подобные нужны предосторожности, и должно всякому употреблять оные по наставлению от начальства. Внушать также народу и то, что, в опасности общественного бедствия, не должно предаваться унынию, а еще менее беспорядкам, которые вновь прогневляют Бога и увеличивают зло, но должно каждому приносить Господу Богу покаяние и молитву и убегать злых дел, дабы гнев Божий на милость преложить и благодатию Божиею спастись душевно и телесно; что касается до объявления предохранительных правил приходским священникам, удельная контора благоволит доставить оные священникам чрез свои местные начальства; ибо канцелярия консистории не имеет списка удельных приходов (в удельных селениях), и также не имеет возможности размножать экземпляры оных правил до потребного числа». Затем от 24 октября: «Духовные правления, где есть, а где нет, благочинные городов, по настоящим обстоятельствам опасения от заразительной болезни, имеют поступить и поступать следующим образом: 1) Немедленно донести мне, когда получены епархиальное, и потом синодальное распоряжения о молебствиях по сему случаю, когда преступлено к молебствиям, и продолжаются ли оные, и нет ли при том особенных обстоятельств, требующих внимания начальства? 2) За тем с каждою почтой доносить мне о состоянии духовенства, города и окрестностей, поскольку известны, в отношении к болезни. 3) В случае открытия болезни, смотреть, чтобы местное духовенство, при употреблении предписанных предосторожностей, неупустительно подавало болящим потребные и возможные пособия веры. 4) Где откроется больница на значительное число больных, к таковой, смотря по удобности, назначать двух или трех ближайших священников, для исправления при ней должности по дням, по очереди, дабы тем удобнее совместить сии обязанности с прочими занятиями по службе. 5) Если умерших от холеры не позволено будет отпевать в своем месте по обычаю: то посылать о них с означением их имен и православия, от приходских священников записки на кладбище, и там совершить по каждому, или по нескольким вместе, погребальное пение, прежде ли опущения тела в землю, или хотя после того, как обстоятельства потребуют. 6) Если где, по распоряжению гражданского начальства, составится комитет о предохранительном и вспомогательном наблюдении за ходом болезни и потребуется в оный депутат от духовенства: быть таковым старшему из местного духовенства. 7) О всяком особенном случае доносить, с присовокуплением, когда нужно, мнения, тем неукоснительнее, чем настоятельнее того требовать будет важность случая; а в случаях, не терпящих никакого медления, делать, по лучшему разумению, временные распоряжения, и о том рапортовать. 8) Стараться и побуждать прочее духовенство внушать народу особенную в настоящее время потребность молитвы, покаяния, общения Святых Таин, исправления жизни, а также и долг повиновения начальству в предохранительных и врачевательных мерах: ибо как повиновение начальству во всем, что не противно Богу, словом Божиим предписывается, так и употребление врачебных пособий словом Божиим одобряется, хотя, без сомнения, всего паче уповать должно на Бога, и от Его милосердия ожидать помощи и спасения». В последних словах сейчас приведенного распоряжения, также как и в распоряжении от 11 октября, заключается ясное указание на предубеждения простого народа против существования самой холеры и против мер, которые принимало правительство, для предотвращена и врачевания зла, причиняемого этой болезнью. С этими предубеждениями много и не всегда успешно боролось само правительство, что видно из многих №№ Ведомостей о состоянии г. Москвы, начиная с 1-го. Поэтому весьма естественно, что к правительству должно было идти на помощь и духовенство, в исполнение его благих намерений и мероприятий. Такой характер и имеют, как рассмотренные, так и особенно нижеследующие распоряжения святителя Московского, открывающие и другие стороны помянутых предубеждений, равно как и свидетельствующие о глубокой мудрости святителя и отеческой попечительности его о благе своей паствы. Главнейшие распоряжения такого рода стояли в связи с пресловутым Карачаровским делом, доходившим даже до Высочайшего усмотрения. Мы не будем передавать подробностей этого дела, которые можно читать на страницах 380 – 392 первого тома Сборника, изданного Обществом любителей духовного просвящения по случаю празднования столетнего юбилея со дня рождения (1782–1882) Филарета, митрополита Московского (Москва, 1883). Указав на сущность дела, мы приведем только самые общеепархиальные распоряжения владыки по поводу этого дела, как более всего интересующие нас в настоящее время. Дело состояло в возмущении крестьян подмосковного села Карачарова против полицейских чиновников по поводу погребения одного крестьянина, умершего, по свидетельству лекаря, от холеры, а по мнению крестьян не от холеры, в каковом возмущении, как донесено было святителю Московскому, участвовал и местный священник Димитрий Иоаннов Мясоедов. По случаю этого дела, о котором генерал-губернатор сообщил владыке Филарету отношением от 27 октября, Филарет прежде всего, от 29 октября, дал следующий «ордер» священнику церкви Калитнического кладбища Иоанну Яковлеву: «Поелику Карачаровский священник Димитрий Иоаннов, по прикосновенности к поступку крестьян, не покорявшихся предохранительным мерам против заразительной болезни, от церкви и прихода удален до рассмотрения его поступка: то предписывается вам впредь до усмотрения, исполнять следующее: 1) В церкви села Карачарова богослужение, поколику возможно, совершать и в приходе церковном требы исправлять неупустительно; а в случай нужды требовать пособия Перовского священника. 2) Обывателям внушать, что предписываемые начальством предохранительные средства от заразительной болезни употреблять должно послушливо и верно; и что кто нарушением сих мер внесет в селение заразу, тот будет виновен в бедствии своих собратий, и согрешит против любви к ближнему, и против заповеди послушания. 3) Больным холерою, если случатся, подавать пособия веры, при употреблении надлежащих предосторожностей к охранению себя. 4) В погребении умерших от холеры поступать сообразно с распоряжением полиции, и согласно с предписанием, данным на сей случай от духовного начальства. 5) В случае надобности какого-либо донесения духовному начальству препровождать пакеты чрез полицию, которая действует в Карачарове». За тем от 30 октября владыка, по тому же случаю, делает такое общеепархиальное распоряжение: «До сведения моего дошло, что во вверенной мне епархии некоторые из простого народа, особенно в селах и деревнях, или по своей простоте и неведению, или по внушениям людей неблагомыслящих, не верят, что есть в настоящее время болезнь, называемая холерою и что болезнь сия опасна и заразительна, и потому неохотно, или небрежно употребляют предписанные от начальства предосторожности. К прискорбию, прикосновенным к поступкам сего рода оказался и один священник, именно подмосковного села Карачарова, который за сие и удален от должности, и поступки его подвергнуты законному рассмотрению. По таковым обстоятельствам, в предупреждение беспорядка и вредных последствий, духовенству Московской епархии, особенно приходским сельским священникам, предписывается со всевозможным тщанием и благоразумною осмотрительностью исполнять следующее: 1) Сомневающихся из народа, при всяком удобном случае, удостоверять, что болезнь, называемая холерою, точно в настоящее время в Москве и в некоторых других местах есть, и что она заразительна. В доказательство и в пример сего можно, между прочим, поставить градское Московское духовенство. Кроме того, что в каждую из учрежденных больниц ходят по чреде по нескольку ближайших священников, для исповедания и причащения Святыми Тайнами больных и для напутствования отходными молитвами умирающих, двадцать депутатов от духовенства определено по всем частям столицы, из архимандритов, пpoтoиepeeв и священников, для содействия светским особам, начальствующим в каждой части над попечением о больных, и над употреблением предохранительных средств против усиления заразы. Благодатию Божиею и силою веры и святых таинств, при употреблении предохранительных средств, большая часть Московских священников не заразились болезнью; некоторые, не многие, заразясь, излечились и выздоровели, а некоторые, или по недостатку осторожности, или по неисповедимым судьбам Божиим, заразясь, скончались, именно: один строитель монастыря (Сретенского), один протоиерей (при Воспитательном доме), восемь священников приходских и один священник домовой церкви. 2. Вразумлять народ, что предписываемые начальством предосторожности против заразительной болезни употреблять должно послушливо и верно. Ибо если кто, поступив в противность сим предосторожностям, внесет заразу в селение, где он живет: таковой даст Богу ответь, как за нарушение заповеди повиновения начальству, так и за то, что сделался виною беды для своих собратий. 3. В церковных поучениях, с соблюдением приличия, упоминая, что праведный Бог послал сию губительную болезнь в наказание за грехи наши, возбуждать народ к молитве, покаянно, исправлению жития и к укреплению и освящению себя причащением святых Христовых Таин, что в самой Москве уже исполняется православными чадами Церкви с самого появления болезни доныне; кажется, и начинает здесь являться милосердие Божие в уменьшении числа занемогающих и силы болезни. 4. Если где в селах можно иметь ведомости, издаваемые в Москве, о ходе заразительной болезни, и об относящихся к сему предмету обстоятельствах: то из сих ведомостей прочитывать народу статьи, нужнейшие для вразумления о истине и для опровержения ложных мнений. Сему чтению можно быть в доме священника, или в доме местного управления; а если, для удобнейшего распространения сведений, окажется нужным, то дозволяется, на сей раз, производить таковое чтение в церковной трапезе, кроме времени Богослужения. 5. Самое сие предписание можно прочитать в сельских церквах при народе, где то, по местным обстоятельствам, для вразумления народа нужным окажется». Сюда же относятся и следующие дополнительные распоряжения владыки, именно от 10 ноября: «Распоряжение, сделанное 23 сентября для Москвы, не может быть применено к селам. Если к надзирателю участка прикомандировать одного священника, то сие отвлечет его от прихода: ибо каждый участок, без сомнения, обнимает много селений и простирается на значительное расстояние. Потому сельским священникам, на случай и в случае заразительной болезни, надлежит поступать следующим образом: 1. Каждому в своем приходе исполнять то, что предписано от 11 и 30 октября. 2. В случае открытия болезни неупустительно напутствовать болящих потребными и возможными пособиями святой веры. 3. поелику болезнь, по роду ее, часто не дает удобства к приобщению Святых Таин: для сего, в предупреждение сей нечаянности, советовать здоровым исповедоваться и причащаться Святых Таин, после сообразного с обстоятельствами приготовления, по предписанному в конце Служебника, в главе о подаянии Божественных Таин. 4. Смотря по нужде, соседние священники должны помогать друг другу. 5. В случае болезни или неисправности священника, причет немедленно должен доносить Благочинному, для рассмотрения и прикомандирования другого. – О сем разрешении дать знать и в прочие города и г. Гражданскому губернатору моим отношением». От 17 ноября: «Как от гражданского начальства, на случай появления в уездах болезни холеры, сделано распоряжение, чтобы умерших от сей болезни погребать в особых от общего кладбища местах: то, в отвращение недоразумений, консистория имеет немедленно предписать духовенству по уездам: 1. Чтобы приходские священники, в исполнении своих обязанностей, сообразовались с вышеписанным и прочими предохранительными распоряжениями гражданского начальства. 2. Чтобы погребальное по умершим от заразительной болезни пение совершали (как уже и предписано от 24 дня октября), смотря по обстоятельствам и удобности, или на самых местах погребения, или в церкви, не затрудняясь тем, что тело, по правилам предосторожности, в церковь допущено не будет; и 3. Чтобы в сем последнем случае изъяснили народу, что и в отсутствии тела молитвы по умершем не менее душеполезны и богоугодны, поелику относятся к благу души усопшего». Всеми этими и другими распоряжениями деятельного архипастыря были достаточно выяснены правила действования приходского, особенно сельского духовенства в холерное время. Однако и после ослабления карантинных мер оказывалось нужным преподать, а отчасти напомнить ему некоторые из этих правил. Такое именно значение имеет резолюция святителя от 7 декабря того же 1830 года. Вот текст ее: «Хотя уже двукратно, от 11 и 30 октября, предписано приходскому, особенно сельскому духовенству Московской епархии о внушении народу обязанности послушливо и верно употреблять предписанная начальством предохранительные и врачебные средства против болезни холеры, но как и за сим из доходящих до меня сведений и сношений с начальством усматриваются примеры утаивания больных в домах и другие подобные поступки, противные осторожности и безопасности: то нужным признается, по долгу человеколюбия и попечения о безопасности всех и каждого, вновь предписать духовенству Московской епархии, особенно сельским священникам, в руководство и к исполнению следующее: 1. Внушать недоразумевающим, чтобы занемогающих в домах не утаивали, а объявляли о них, кому от начальства приказано, и чем скорее, тем лучше: сего требует польза больного; потому что чем скорее употреблены будут врачебные пособия, тем надежнее выздоровление. Сего требует и польза всего семейства; потому что когда в доме, особенно при тесном помещении, у скрываемого больного болезнь усилится, тогда и другие члены семейства, от нечистоты воздуха, могут заразиться, и таким образом сделается тут гнездо болезни, опасное для целого селения. 2. Тем из простого народа, которые, по непривычке, боятся поверять себя врачам, представлять в убеждение священное слово: почитай врача противу потреб честию его: ибо Господь созда его (Сир. XXXVIII, 1). При том изъяснять, что в Москве в нынешнее время лечено было врачами более 7000 больных холерою; следовательно, было довольно случаев узнать болезнь и способ лечить от нее; следовательно, здешние врачи и, по их наставлениям действующие в уездах, без сомнения, лучше будут уметь помочь больному холерою, нежели обыватель, который в первый раз от рода увидел ее в своей горнице. 3. На случай, если где начальство найдет нужным окружить стражею дом, в котором оказался больной, или умерший холерою, внушать обывателям, что и сему распоряжению надлежит повиноваться верно и безропотно. Если кому холера приключилась от невоздержания, как то нередко замечено; или если кто, по несоблюдению предосторожностей, занес холеру в дом свой, то виною беды он сам, и дом его стерегут за дело. Если же к кому болезнь пришла и от неизвестной причины, то и в сем случае, как самую болезнь, так и прочие трудности, с нею соединенные, он должен принять с христианским терпением, как Иов. Начальство же, и в том и в другом случае, поступает человеколюбиво и благодетельно, когда окружает стражею зараженный болезнью дом, чтобы сберечь другие дома, или целое селение. 4. Давать уразуметь народу особенное внимание Государя Императора к обывателям Москвы и Московской губернии, оказанное тем, что Его Величество высочайше повелеть соизволил открыть сообщения Москвы прежде совершенного окончания в ней холеры и чрез то всемилостивейше поспешил доставить обывателям разные общежительные удобства: почему каждый обыватель должен принять таковое разрешение от предосторожностей общих, и как благодеяние и как доверенность к предосторожностям частным и, следственно, каждый тем с большею точностью должен исполнять предписанные частные и домашние предосторожности против холеры, дабы неточности и неверности в сих частных и домашних предосторожностях не усилить вновь болезни и не довести Правительства до необходимости вновь употребить строгие общие меры». Но как ни подробны были вышеизложенные правила действования духовенства, предписанные святителем, однако они не могли ни обнять, ни предвидеть всех возможных случайностей церковной практики столь тяжкого времени, как тогдашнее холерное. На частные отдельные случаи святитель должен был делать новые указания и наставления. Описанием всех этих случаев, по крайней мере нам известных, за множеством их, мы не будем утомлять внимания читателей. Мы укажем только на два более выдающиеся случая. Как известно, один из самых обыкновенных припадков холеры есть рвота. Пользуясь правом испрашивания разрешения недоумений, встречающихся в церковной практике, от епархиального начальства, протоиерей г. Подольска обратился ко владыке за разрешением своего недоумения относительно того, как в этих случаях приобщать больных Св. Таин. Святитель от 5 ноября дал по этому поводу такую резолюцию: «Можно было ожидать от протоиерея более рассудительности, нежели видно в представленном недоумении касательно приобщения Святыми Тайнами. Ибо недоумение сие могло встретиться во многих болезнях, и потому давно долженствовало быть разрешено. При том оно разрешено и словами предписания (от 24 окт.): «подавать возможные пособия веры». Сие не может иметь ближайшего значения, как то, чтобы приобщать только таких, кои не одержимы рвотою, или другим препятствием к безопасному приобщению. Господь сказал: ядите, пийте; у кого рвота, тот не может есть и пить доколе способность сия не восстановится прекращением рвоты. Больного, которому предстоит препятствие приобщиться, надлежит успокоить разрешением по исповеди, и советом предаться с верою благодати Христовой невидимой по невозможности получить видимое напутствие. А для предупреждения сей нечаянности, надлежит советовать исповедь и приобщение Святых Таин здоровым, чтобы, в случае болезни, не быть в искушении лишения сей многомощной помощи. Список с сего разрешения послать протоиерею из Походной Конторы». Другой случай. «Самым верным образом, – писал святитель от 24 октября, – до сведения моего дошло, что в подгородном селе Сандырях, где устроен карантин, и в окрестностях раскольники, превратно толкуя распоряжения начальства, сделанные для предохранения народа от заразительной болезни, внушают простым, будто настало время Антихристово, будто карантинный билет есть печать или знамение Антихристово, и прочими таковыми внушениями стараются отвратить народ от Церкви. Болезненно, между прочим, слышать, что раскольники, рассевая лжеучение, в подкрепление своих мнений, недостоинство православных священников стараются доказать тем, что они ничему не учат в настоящее время. Коломенскому и прочему духовенству надлежит всемерно стараться как о том, чтобы успехи лжеучения остановить, так и о том, чтобы не подавать повода к обличению себя в недостатке благочестивой ревности, вредном православию, выгодном расколу и, следственно, тяжко осудительном для духовенства. Надлежит духовенству, в простых и вразумительных поучениях при Богослужении и, кроме того, при всех благоприятных случаях, в собеседовании домашнем, внушать народу, что настоящее Божие посещение многих мест опасностью от заразительной болезни и самою болезнью послано для временного наказания грехов наших, для возбуждения нас к молитве, покаянию, укреплению в вере, исправлению жития, и таким образом для предохранения нас от осуждения вечного. И так должен каждый обратиться к сим средствам временного и вечного спасения: к молитве, к покаянию, к вере в Бога и Господа нашего Иисуса Христа, к исправлению жития, а не влаятися и скитатися всяким ветром учения, во лжи человеческой, в коварстве казней мщения, к горшему осуждению за неверность пред Богом и Его Церковью. Губительная болезнь была и при благочестивом царе Давиде: но сие не означало того, будто Бог оставил Церковь свою. И в отечестве нашем была заразительная болезнь в 1771 году, и тогда употреблялись карантинные предосторожности, по необходимости причинявшие некоторое затруднение народу: всякий видит, что то не было Антихристово время; ибо время бедствия, но благости Божией, прошло, и никакого Антихриста не явилось: подобным образом всякий рассудить может и о настоящем времени. Святая вера, в настоящее посещение Божие, не только ничем не стесняется, но и получает новую силу, по действию провидения Божия, которое и наказания обращает в благодеяния, и зло в добро. В Москве и, по сведениям, повсюду в других местах святые храмы необыкновенно наполнены молящимися, кающимися, приобщающимися Святых Таин: не благодать ли Христова внушает сии спасительные действия? Следственно не Христос ли царствует? В Москве и из раскола в сие время обращаются к Церкви более обыкновенного. Что касается до карантинных предосторожностей, их приняли в Москве и сами раскольники того и другого толка, и поповщина, и безпоповщина, и больницу для пользования от холеры учредили, и врача от начальства приняли: следственно, и сами раскольники не видят тут никакого знамения Антихристова. Таковые и сим подобные внушения, смотря по ближайшим местным сведениям и по усмотрению потребности, духовенство должно делать со всевозможным тщанием, предлагая что можно и прилично в церковных поучениях; чего в церковных поучениях представить неудобно, то дополнительно изъясняя в благочестивых собеседованиях, кроме Богослужения. По сему должным признается учинить следующее: 1. Вышеписанное предписать к исполнению всем Коломенским, а из уездных Благочинным и священникам тех сел, куда, по примечанию (Коломенского) Духовного правления, вышеозначенные толки раскольников могли достигнуть. 2. Как в селе Сандырях священник неученый: то подкрепить его советами, неблагонамеренным внушениям раскольников здравыми наставлениями противодействовать, и православных от совращения остеречь поручается присутствующему Духовного правления Богоявленскому священнику Никите, который, смотря по обстоятельствам, может в Сандырях проповедовать при Богослужении и, кроме того, беседовать с православными, где и как удобным окажется; в случае же невозможности выйти из города, войдет с Сандыревским священником в письменные сношения, и о последующем донесет мне. 3. Как благочинный Архангельский священник Петр о вышеозначенных толках и умыслах раскольников, при столь важных обстоятельствах времени, мне не донес: то ему, в присутствии Духовного правления, объявить, что начальство сим не может быть довольно, и подтвердить, чтобы он, по вверенному его смотрению, был бдительнее. 4. Как в дошедшем до меня сведении упоминается и о том, что простодушные из православных в некоторых местах идут к раскольникам и принимают от них таинства: то благочинному Архангельскому разведать о сем и обстоятельно донести мне, между прочим, о том, кто и где из раскольнических наставников преподавал таинства православным. 5 Для поспешности исполнения, подлинное сие определение послать в Коломенское Духовное правление с тем, чтобы в консисторию оно представило для сведения список при репорте».

При всей, столь разносторонней и многообъемлющей деятельности общественной, святитель Филарет не забывал и частных, личных отношений своих к сродникам по плоти, следуя неложному слову Писания: аще кто о своих паче же о присных не промышляет, веры отверглся есть и неверного горший есть (1Тим. 5, 8). Родительница Филарета в холерное время жила на родине его в Коломне в кругу ближайших родных. Как истинный христианин и искренно преданный сын и родственник, Филарет в первое же время, как только определилась ясно и была оповещена официально холера в Москве, поспешил известить свою родительницу следующим письмом от 23 сентября: «Давно не имею от вас, милостивая государыня матушка, известия о вас и о семействе. Прошу меня уведомить. Здесь замечены признаки болезни холера морбус на некоторых людях: впрочем, по долготерпению к нам Божию, до сих пор она не распространяется. Молю Бога, чтобы вы были здоровы и благополучны. Прошу благословения и молитв ваших и бабушки. Брату и прочим кланяюсь. Да хранит Господь всех вас. Уповайте на Него, и будьте спокойны». За тем от 27 сентября: «Здравие вам, милостивая государыня матушка, и всему семейству. Желаю знать о вашем здравии. Я здоров, и у меня в доме благополучно. В городе же есть несколько больных и умирающих опасною болезнью. Посылаю некоторые записки о предосторожностях». При этом письме приложена была следующая записка, под заглавием: Способ очищать воздух в покоях: «Насыпать в горшок: 1 фун. хлоровой извести, 12 фун. или три штофа воды и смешать сей состав деревянною палкою, дать ему постоять полчаса, дабы он мог отстояться, а потом отделив верхнюю светлую часть сего раствора хлоровой извести, от сгустившейся нижней части или отстоя, разлить оную на мелкие тарелки и поставить таковые в комнате посредственной величины по одной, а в больших по две или по три тарелки. В случае большой опасности от заразы, должно опрыскивать комнаты сим раствором по нескольку раз в день, для чего можно употребить уже жидкость, оставшуюся при первом растворе хлоровой извести на дне или собственно отстой, налив только на него 6 фунтов воды, и смешав как выше было сказано. Таковой раствор хлоровой извести должен быть переменяем чрез неделю. – Для очищения в сильнейшей степени заразительного воздуха должно взять: 6 частей толченого марганцу, 8 частей поваренной соли, высыпать сию смесь в каменную чашку и налить 9-ю частями купоросного масла, разведенного в 9-ти же частях воды. Для небольшого покоя достаточно 1 четверти фунта смеси из марганца и соли и соответствующее же количества купоросного масла. – Так как при сем способе отделяется газ вредный для дыхания людей и имеющий разрушительные действия на разные вещи, то необходимо удалять из покоя все, что могло бы пострадать от курения, а именно: людей, животных, мебель и металлические снаряды. – Оный состав оставляется потом на 12 – 16 часов в комнате, после чего должно растворять окна и не прежде входить туда для жительства, как в то время, когда уже запах совершенно уничтожится». Первая часть этой записки представляет собою точную выписку из одобренной Медицинским Coветом записки химика Германа, напечатанной, под тем же заглавием, в № 3-м Ведомости о состоянии г. Москвы от 25 сентября. Вторая же половина ее, об усиленном очищении, отчасти заключается в опубликованном в Московских Ведомостях (№ 74 от 13 сентября) за 1830 г. сообщении о холере и о мерах к предохранению от нее и лечению ее. Письма Филарета к родительнице от 13 и 17 октября заключают в себе лишь благожелания родным и сообщения о том, что у него самого благополучно. Впрочем в письме от 17 октября к этому святитель добавляет: «Желаю, что бы не нужны у вас были предосторожности настоящего времени. Но на случай скажу, что я для себя нашел полезным: не есть на ночь; перед сном пить чашку мяты, как чай, но не слишком горячей, мыть на ночь ноги, особенно подошвы, теплым ромом или хлебным вином, а по утру пред выходом на воздух немного потереть голову кельнскою водою». В дополнение к этому в письме от 14 ноября святитель пишет: «Вот еще мой опыт, когда в городе холера. Когда вечером почувствую боль в голове, или тягость в теле: ложусь, хотя ранее обыкновенного, в постелю, покрываюсь довольно тепло: покой и сон дают облегчение и укрепление, и предохраняют от увеличения немощи». Эти опыты предосторожностей от холеры, конечно, также основаны на советах медиков, для чего можно сравнить опубликованное в Моск. Ведомостях за 1830 год №№ 78 (от 27 сент., стран. 3476 – 3477), 80 (от 4 окт., стр. 3560 – 3561) и др. Но вот в начале ноября заболевает сама родительница Филарета. Любящее сердце преданного сына не могло быть равнодушно к этому прискорбному обстоятельству, и вот несколько писем его к родным в Коломну полны любвеобильной заботливости его о здоровье заболевшей. Молитвами и заботливостью его жизнь ее была спасена: к новому году она выздоровела совсем. Но зато 3-го же января 1831 года сам святитель заболел простудою, от которой страдал до начала марта. А так как простудные припадки обыкновенно служат предшественниками холеры – почему и рекомендовалось избегать случаев к простуде в видах предохранения от холеры, – то и понятными становятся следующие слова письма святителя к товарищу его по Троицкой Лаврской семинарии, епископу Екатеринославскому Гавриилу (Розанову) от 8 января 1831 года: «С вами болезнь в одной области; а со мною в одном городе; и в дом мой слегка толкалась, но эконом не пустил ее без лекаря; и я иногда чувствовал себя в преддверии болезни; но еще долготерпит Господь». Равным образом, по случаю присылки ему в дар от М.М. Тучковой ценного сосуда для питья, от 28 февраля того же года ей пишет: «Когда вы присылаете мне простое и надобное рукоделие: тогда я имею истинное приобретение, и охотно думаю, что во время холеры ноги мои сохранились от судорог помощью чулок, работанных добрыми и человеколюбивыми руками; но сосуд с позолоченными краями из пустыни к человеку, около которого и без того много роскоши, – разве в обличение роскоши? В таком случае обличение можно было бы написать и послать с меньшею заботою, чтобы оно не разбилось на дороге». Однако Господь хранил святителя на пользу церкви, отечества и присных его: холера пощадила его.

Изображая различные стороны деятельности Филарета в холерное время, мы несколько зашли вперед. Возвратимся к принятому в основание нашего очерка хронологическому порядку. Мы остановились на времени прибытия Государя Императора в Москву. Прибытие его имело весьма важное значение. Не малое значение имело оно и для характера деятельности Филарета. Приезд Государя Императора в Москву состоялся 29 сентября в 11 часов утра. Пред входом в Успенский собор Монарх был встречен следующею небольшою, но в высшей степени замечательною по глубине мысли и силе чувства речью первосвятителя Московского: «Благочестивейший Государь! Цари обыкновенно любят являться царями славы, чтобы окружать себя блеском торжественности, чтобы принимать почести. Ты являешься ныне среди нас как Царь подвигов, чтобы опасности с народом твоим разделять, чтобы трудности препобеждатъ. Такое царское дело выше славы человеческой, поелику основано на добродетели Христианской. Царь небесный провидит сию жертву сердца твоего, и милосердо хранить Тебя, и долготерпеливо щадит нас. С крестом сретаем Тебя, Государь, да идет с Тобою воскресение и жизнь». И подлинно, прибытие любимого Монарха воскресило, оживило упадавших духом Москвичей. «Нельзя описать восторга, – читаем в современном листке, – с которым встретил его народ, – тех чувствований, которые изобразились на всех лицах: радость, благодарность, удивление, доверенность, преданность… Все со слезами на глазах благословляли имя Царя добродетельного и великодушного, который в такую важную минуту так утешил своих верных подданных. Помазанник Божий привез нам Божией милости, говорили они друг другу, и в сих словах должна заключаться святая истина». Несмотря на то, что число больных и умерших холерою, во все время пребывания Государя Императора в Москве, продолжавшееся до 7 октября, все более и более увеличивалось, Государь, с любвеобильною заботливостию, оставлявшею без внимания личную безопасность, всюду являлся сам, с своим ободряющим словом и деятельною помощью… Это были минуты, достойные вдохновения поэта. И мы знаем, как отзывались и заурядные стихотворцы и истинные поэты на это действие самоотвержения и любви Государя к своим подданным. Для примера мы приведем стихи Пушкина, искренность которых не подлежит сомнению, потому что они напечатаны были позднее без его имени, и Государь мог узнать о них лишь по кончине поэта.

«И хладно руку жмет чуме.

И в погибающем уме

Рождает бодрость. Небесами

Клянусь: кто жизнию своей

Играл пред сумрачным недугом,

Чтоб ободрить угасший взор,

Клянусь, тот будет Небу другом»

Государь Император, истинно рыцарские качества которого хорошо известны, сразу повлиял на весь характер деятельности Московской администрации по принятию мер против холеры, известия о случаях заболевания холерою и смерти от нее стали правдивее. Прежние предохранительные меры были усилены, или дополнены новыми, между которыми самою заметною для всех была та, что Москва «с 1 октября на некоторое время была оцеплена, и никто из оной выпускаем, а равно и впускаем в оную не был, кроме следующих с жизненными и другими необходимыми припасами». Государь Император в тот же свой приезд положил твердое основание и усиление благотворительной деятельности на холерное время, от себя пожертвовав на это дело крупную сумму. Влиял, как мы заметили выше, приезд Государя в Москву и на характер деятельности Филарета. Не будем скрывать того, что далеко не все не только из обыкновенных граждан Московских, но и из лиц, власть имевших, настоящим образом понимали и вполне одобряли меры, предпринятая Филаретом по случаю холеры. Отчасти мы это уже видели, когда говорили об учрежденных им молениях. Тогда же мы имели случай заметить и то, что неодобрительные отзывы об этих мерах доведены были до сведения самого Государя, по прибытии его в Москву, и Филарет должен был пред ним оправдывать свой образ действий. Говорили мы также и о том, как после того на 12-е октября Филарет учредил крестный ход уже без «коленопреклонений на открытом воздухе». Но и этого мало. Недоброжелатели святителя постарались донести Государю даже о том, что будто «Филарет, упоминая в одной из проповедей своих о покаянии царя Давида во время моровой язвы, намекает как будто на то, что грехи царей навлекают гнев небесный на подвластные им народы». При этом, конечно, имелась в виду уже рассмотренная нами проповедь Филарета на 18 сентября 1830 года. Само собою разумеется, что в действительности такого намека в ней не найдет никто, внимательно прочитавший ее. Затем и недавно приведенная речь Филарета пред вступлением Государя в Успенский собор должна была бы рассеять сомнения и подозрения на этот счет. Тем не менее, благодаря означенному доносу, легла некоторая тень на отношения Государя к Филарету. Яснее всего это видно из проповеди последнего, сказанной «в день Святых трех святителей Московских, при продолжении молитв о избавлении от губительной болезни», 5 октября, следовательно в то время, когда Государь еще был в Москве. В этой проповеди, также как и в проповеди на 18 сентября, святитель Московский Филарет говорит об Ангеле погубляющем, о необходимости покаяния, как средства к умилостивлению Бога в тяжкое для города время и указывает, для подражания, на пример покаявшегося Давида; но вместе се тем считает нужным высказать и следующие слова: «Много должно утешать и ободрять нас, братия, и то, что творит среди нас Помазанник Божий, благочестивейший Государь наш. Он не причиною нашего бедствия, как некогда был первою причиною бедствия Иерусалима и Израиля Давид; (хотя конечно по грехам и всего народа): однако с Давидовым самопожертвованием приемлет он участие в нашем бедствии. Видит нашу опасность, и не думает о своей безопасности; устремляется к нам в ту самую минуту, как примечает опасность. Государь! тебе нет нужды подвергать себя нашей опасности; наши грехи привлекли на нас бедствие; облегчай оное, поколику можешь, но не приближайся к местам, кои посещает гнев Божий. Нет, говорить он, да впаду в руце Господни; иду туда, где вознесена грозная рука Господня, чтобы как можно более разделять скорбь, как можно деятельнее облегчать бедствие возлюбленного мне народа. Государь! мы знаем, как близка к сердцу твоему твоя древняя столица: но Pocсия на раменах твоих; Европа предлежит заботливым очам твоим, – Европа, зараженная гораздо более смертоносным поветрием безверного и буйного мудрования; против сей язвы нужно тебе укрепить преграду; для сего потребно бдительное наблюдение происшествий, многие советы, дополнение рядов твоего воинства. Так, говорит он, мой долг предупреждать и ту опасность; но непреодолимая сила отеческой любви и сострадания влечет меня к сердцу России, болезненно трепещущему. Защитниче наш, виждь, Боже, и призри на лице Христа Твоего (Псал. 83, 10): приими жертву Его человеколюбия, и умилосердися над народом его!». Здесь нельзя не видеть некоторого стремления оправдаться от вышеизложенного доноса, уяснить истинный смысл проповеди на 18 сентября, послужившей поводом к тому доносу. Вместе с тем, нельзя не видеть и высокого патриотизма проповедника и его политической прозорливости. Это слово, по напечатании его, Филарет, резолюций от 10 октября, распорядился «разослать по церквам, с предоставлением священникам, если рассудят, прочитать оное в следующее воскресенье».

Между тем, холера, по отбытии Государя Императора из Москвы, все более и более усиливалась и распространялась здесь. К 14-му октября число умерших от нее достигло 118 человек в сутки, а число больных ею – до 1162 человек. Без пощады она подкашивала и молодые и старые силы, и знатных и не знатных. Все были под страхом смерти; а карантинные меры, усиленною строгостью своею, делали общее положение еще более тяжелым. Под такими-то условиями, под удручающим впечатлением такого безотрадного положения вещей была составлена и говорена Филаретом проповедь на 12-е октября. В этот день Москва празднует свое освобождение от нашествия Французов в 1812 году ежегодным крестным ходом. Но в 1830 году крестный ход на 12-е октября, в виду холеры, принял уже другое значение: «Хотя в следующий воскресный день, 12 сего месяца, – читаем в распоряжении святителя Московского от 9 октября сего года, – по обычаю прошедших лет, следовало собраться всему духовенству в Кремль для благодарственного молебна о избавлении Москвы от врагов: но, поелику продолжающееся прещение Божие губительною болезнью призывает наипаче к молитвам просительным о избавлении от настоящего бедствия, и поелику приходскому духовенству нужно быть всегда в близости к своим приходам, ради скорого посещения внезапно занемогающих: то необходимость заставляет на сей год в означенный день поступить следующим образом: 1. Приходскому духовенству оставаться при своих местах и по Божественной литургии совершить в своих церквах молебное пение о избавлении от губительной болезни. 2. Духовенству соборов и мужеских монастырей, по примеру 25 дня прошедшего месяца, собраться в большой Успенский собор, для сообразного с потребностью времени молебствия и крестного хода». Соответственно этому и проповедь свою на 12-е октября Филарет начинает словами: «Еще праздник; и еще слышится мне грозное слово Господне: превращу праздники ваша в жалость, и вся песни ваша в плач (Амос. VIII, 10). Мы воспоминаем ныне, и хотели бы праздновать освобождение сего града от четыредесятидневного одержания жестокими врагами…. Но что град? Что там люди? Не новое ли трудное поприще времени проходят? Несколько сот болящих страждут; многие здравые состраждут болящим; некоторые оплакивают умерших; малодушные связаны страхом; благоразумные не столько, как обыкновенно, свободны, по причине осторожности; человеколюбивые носят в сердце чувствование общего бедствия; благоговейные поникли пред грозящим перстом Вышнего. Что же превозможет? Праздник, или жалость? Песни торжественные, или плачь? …. Видно, не славу пробуждать, и не торжественные песни воспевать вам ныне» и т. д. И оканчивается проповедь молитвою ко Господу: «Не отвергни наших молений несовершенных и недостойных; не умножи гнева твоего за наше маловерие, и нечувствие или нетерпение; приими исповедание нашего маловерия, как веру, и печаль нашу, как молитву; и когда очи наши, к Тебе взирающие, исчезают от немощи, да ходатайствует пред Тобою за нас само Твое беспредельное милосердие. Виждь вдовиц, угрожаемых безчадием; виждь младенцев, иже не познаша десницы своея, ниже шуйцы своея, не понимающих также ни вины, ни бедствия сиротства, им предстоящего. Виждь, и милосердуй, и невидимо посли в нас слово Твое утешающее, исцеляющее, животворящее, и глагол Твой да не возвратится к Тебе тощ. Аминь». Эту проповедь святитель не рассудил разослать и по церквам для прочтения, хотя она, также как и предшествующая, была напечатана отдельными оттисками. «Посылаю последнюю проповедь, – писал он викарию своему Иннокентию от 18 октября. – По церквам ее, кажется, не пошлю».

Увеличение смертности увеличило и сиротство, беспомощность и бедность; а все это взывало к благотворительности и вызывало усиление ее. И Москва, благотворительная и в обыкновенное время, в рассматриваемое скорбное время показала в этом достоподражаемый пример для всех времен и городов. Все сословия дружно приносили жертвы деньгами, вещами, даже домами на дело благотворения. Голицыны, Шереметевы, Самарины, Пашковы и другие из дворянских фамилий; Лепешкины, Аксеновы, Рыбниковы и многие иные из купеческого и других сословий принесли в это время весьма значительные жертвы на дела благотворения. Один из поэтов того времени так выражается:

«Те о страждущих вздыхают

И заботятся о них;

Те отшедших поминают,

Ублажают память их.

Те сирот и вдов покоют;

Кров для них надежный строют:

Те охотно подают

Старикам осиротевшим,

В нуждах, в горе поседевшим,

Хлеб насущный и приют.

Все подвиглось на услугу:

И сенатор, и купец,

Все содействуют друг другу

По сочувствию сердец;

Все к святой стремятся цели:

Там возами шлют постели,

Там везут с бельем ларцы,

Там несутся связки платья;

Действуют купцы как братья,

А дворяне как отцы.

Разомкнулись кладовые:

Бьют ключи богатств земных,

Как потоки дождевые,

Для сирот и для больных;

Сыплет золото дворянство.

Духовенство и гражданство,

Сыплет щедрою рукой;

Все, что должно для болящих,

Все, что нужно для скорбящих,

Льется полною рекой».

Пример благотворительности, как мы видели, подал сам Государь. Филарет, с своей стороны, также явился одним из вождей благотворительности. И прежде всего, он устроил благотворительное учреждение при Троицкой церкви, в приходе которой числится Троицкое подворье – обычное место пребывания митрополитов Московских. В Историческом описании этой церкви, составленном священником ее И.С. Орловым и изданном в Москве 1844 года, читаем: «В приходе сем навсегда сохранится память благотворений, которые человеколюбивый Архипастырь благоволил оказать бедным сего прихода во время свирепствовавшей болезни холеры, осенью 1830 года. В это смутное время, когда бедный класс народа оставался без работы и пропитания, Архипастырь, как сердобольный отец бедных, соизволил дать сея церкви священнику приказание, с пожалованием ему 1000 рублей, учредить в приходе столовое заведение для пропитания бедных, которое вскоре октября 19 дня и было открыто в доме одного из духовных лиц. В заведении чрез все это бедственное время с 19 октября по 1 января 1831 года имели сытый обеденный стол 45 человек; из них 5 человек имели в самом заведении и жительство. Сверх сего 88 семейств получали пособие в своих домах мукою, крупой, мясом, другие дровами, а иные одеждою. Всех получавших пропитание в заведении и пособие в домах было до 165 человек». Постановление об этом учреждении Филарет составил сам, под заглавием: «Опыт положения о призрении бедных и нищих во время чрезвычайной нужды». Вот текст этого постановления: «Взалкахся, и дасть Ми ясти. 1. поелику наблюдения над ходом открывшейся в Москве повальной болезни показывают, что ей особенно подвергаются люди, имеющие недостаток в здоровой пище, теплой и чистой одежде и опрятном жилище: то из сего происходить для обывателей особенная обязанность в настоящее время вспомоществовать бедным и нищим в означенных потребностях, во-первых, по человеколюбию к нуждающим, для сохранения их, во-вторых, по предосторожности против распространения и усиления болезни, и следственно для сохранения самих себя. 2. Как обнять таковым попечением город столь обширный и многолюдный очевидно неудобно: то нужны отдельные временные заведения для призрения бедных, которые бы, впрочем, присоединялись к общему средоточию; и в числе таковых желательно, чтобы сделаны были опыты Приходского временного попечительства о бедных и нищих. 3. Приходское попечительство могут составить священник, диакон, церковный староста и несколько усердствующих из прихожан. 4. Попечительство чрез своих членов внушает прихожанам, что подаяния бедным в руки часто употребляемые не в добро, с большею надеждой пользы обратить можно на общее призрение бедных чрез попечительство, и принимает приношения на сей предмет. 5. Оно собирает чрез своих членов, при пособии местной полиции, точные сведения о всех бедных и нищих в приходе, разделяя тщательно сии два разряда: бедных, живущих трудом, но нуждающихся по обстоятельствам, и нищих, живущих подаянием. 6. Того и другого разряда людей сделать в приходе именной список, с означением, кто нуждается в пище и кто, сверх того, в одежде, и кто в жилище. 7. Прежде всего приступить к вспоможению пищей. 8. Для сего избрать одного или двух нищепитателей. Для первого опыта можно употребить диакона. 9. Нищепитатель получает от Попечительства деньги и употребляет с запиской и отчетом, под руководством Попечительства. 10. В церковной богадельне или в другом удобном месте учредить столовое заведение для бедных и нищих под смотрением нищепитателя. 11. Признанные нуждающимися могут получать билеты для посещения сего заведения, в 11 часов утра за обед и в 6 часов вечера за ужин. 12. Предлагать пищу простую, сытную и здоровую. 13. Бедным честного поведения, живущим семействами, можно, вместо приглашения их за стол, отпускать в дома говядину на щи и тому подобное, по числу лиц. Но деньгами никому не давать. 14. Нищий, принятый на пропитание Попечительства, обязан не ходить по домам для прошения милостыни, как потому, что не имеет уже нужды, так и в предосторожность, чтобы вход в дома, где есть больные, не разносил болезнь в другие. 15. Нищий, пропитываемый, но не перестающий ходить по домам, или замеченный в невоздержании и пьянстве, предоставляется местной полиции, для препровождения в средоточное, от Правительства учрежденное место, где нищие содержатся в оцепленном доме. 16. По учреждении пропитания бедных и нищих, приступить к вспоможению им в одежде и удобствах жилища. 17. Одежду и белье давать только необходимые и простые. Если одежда бедного способна к починке, дать ему одежду от Попечительства на время починки, а потом разменяться. 18. Тех, у которых жилища сыры от худого отопления, снабжать дровами. 19. Имеющих совершенный недостаток в жилище помещать на время при пищепитательнице, или найти для них дом убежища. 20. Дополнение и дальнейшее приспособление сих правил укажет опыт. 21. Смотря по местным обстоятельствам и способам, приходское попечительство может распространить свои действия на бедных соседственных приходов, или преобразоваться в Попечительство соединенных приходов по соглашению причтов и усердствующих из прихожан с наблюдением, чтобы цель благотворения достигаема была как можно вернее и беспрепятственнее. Октября 17 дня 1830 года. – На первый опыт сего учреждения предлагается 1000 рублей». В согласии с тем от 18 октября святитель писал: «По увеличивающемуся для бедных людей затруднению в способах пропитания, Московские монастырские начальства имеют обратить внимание на штатных монастырских служителей, имеют ли они дневное пропитание и, в случае надобности, оказывать им из неокладных сумм возможное пособие, хозяйственным, существенные потребности удовлетворяющим, и злоупотребления предупреждающим образом. Консистория имеет предписать по сему настоятелям и настоятельницам, а по Чудову сделано особое распоряжение». За тем от 25 октября святитель Филарет делает распоряжение такого рода: «Как по случаю заразительной болезни для бедных людей способы пропитания сделались затруднительнее, нежели в другое время; а недостаток в здоровой пище и некоторых удобствах жизни особенно, по наблюдениям, подвергает их действию болезни: то, в числе прочих временных учреждений человеколюбия, должным признается учредить от Московской архиерейской кафедры Временный комитет о пособии бедным, на следующих правилах: 1. Комитет, под председательством преосвященного Иннокентия, Епископа Дмитровского, составят: Андрониевский архимандрит Гермоген, Высокопетровский архимандрит Гавриил, кафедрального (Чудова) монастыря наместник иеромонах Феофил, Кафедрального собора протоиерей Василий (Кутневич). Должность казначея исправлять будет архиерейского дома эконом иеромонах Иоанникий. 2. Комитет обратить внимание, во-первых, на бедных из духовного звания и будет оказывать им пособие, или собственно от себя, или чрез духовное Попечительство, смотря по тому, как случаи подходить будут под законы сего Попечительства. 3. Во-вторых, Комитет оказывать будет пособия бедным светского звания людям, принадлежащим к ведомству духовному. Сюда принадлежать: канцелярские чиновники и низкие служители консистории, коих, с семействами оказалось уже более ста душ, имеющих нужду в пособии, которое и сделано им единовременно, впрочем должно продолжаться с рассмотрением. 4. В-третьих, смотря по способам, Комитет будет оказывать пособия всякого звания бедным, где и как окажется нужно и возможно. 5. В распоряжение сего Комитета от Московской архиерейской кафедры представляется пять тысяч рублей. 6. Он может принимать добровольные приношения от монастырей и других, желающих участвовать в делах человеколюбия. 7. Для получения сведений о истинно нуждающихся и для непогрешительного распределения пособий, Комитет воспользуется содействием местного приходского духовенства и, когда нужно, местной полиции. 8. Комитет обратит внимание на опыт временного приходского попечительства о бедных, сделанный в приход Троицкой церкви, что в Троицкой, не могут ли опыты сего рода быть распространены, с надлежащим применением к обстоятельствам. 9. Впрочем, с помощью Божией, закон любви к ближнему и сострадания будет для Комитета достаточным руководством. В виду этого нового благотворительного учреждения, на более широких началах устраиваемого, владыка писал к наместнику Сергиевой Лавры, архим. Афанасию от 31 Октября: «учредил я временный Комитете для бедных. Не худо дать в него от Лавры рублей 1000 или 1500. Подумайте с собором, и представьте». – Обилием любви, выразившейся в усилении благотворительности, и смирением пред карающею десницею Божией, жители Москвы как бы смягчили гнев Божественный и пременили его на милость. Смертность стала мало-по-малу уменьшаться, так что в № 37 Ведомости о состоянии г. Москвы мы уже читаем: «Благодарение Богу! Болезнь в продолжение последних двух недель ослабевала очевидно: занемогать и умирать стало почти втрое менее, число выздоравливающих увеличилось без всякого сравнения. – Господь долготерпелив и многомилостив. Не до конца прогневается ниже во век враждует! Больных холерою 27-го октября состояло 1352; занемогло 100, – выздоровело 54, умерло 56; за тем состоит 1342». – И то и другое выразил ясно святитель Филарет в своей проповеди на 26 октября, произнесенной «в Троицкой церкви странноприимного графа Шереметева дома, по случаю возобновления оной, при продолжении молитв о избавлении от губительной болезни», к чему самым благоприятным случаем послужило то, что в неделю 22-ю по 50-це, в которую совершено было возобновление означенной церкви, читано было Евангелие о богатом и Лазаре. К тому же поводом была и благотворительная цель учреждения дома, где возобновлена была тогда церковь. Уподобив «терпением спасавшемуся» Лазарю «человеколюбием спасавшегося раба Божия боярина графа Николая» (Шереметева), учредителя странноприимного дома, и указав характеристические признаки отличия богатого от Лазаря, вития, в заключение своей проповеди, взывает: «Братия! как много в сии дни Лазарей! Одни больны; другие бедны; некоторые и то и другое. Благодарение человеколюбию Благочестивейшего Государя, и им одушевляемого и движимого правительства! Благодарение и человеколюбию народа! Никто не остается не только пред вратами, на улице, но не оставляется и в жилище, неудобном или небезопасном; врачующие и пекущиеся охотно приближаются к больным такою болезнью, о которой одна мысль в иных возбуждает отвращение или страх; крупицы от трапез богатых довольно часто падают в уста бедных; даже бедные своими лептами делятся с другими бедными, или отдают в милостыню свой труд, и себя в служение болящим; служители чистоты и святыни всюду текут очищать, умягчать и заживлять душевные раны страждущих, и еще не страждущих телесно. Кажется, – добавляет вития, – и сам Врач душ и телес преклоняется к молитвам веры и к подвигам человеколюбия, и простирает милующую руку Смерть уже не распространяет власти, ей попущенной; и болезнь начинает уступать здравию. – Однако, – считает нужным вития в конце проповеди сделать внушение, – дерзнем ли мы подумать, что у нас происходит уже нечто лучшее, нежели что видим в Евангелии? – Там один больной и бедный; один богатый, осужденный, и у сего пять братьев, подобных ему в том, что жили только для себя, а не для Бога и ближнего. Бог да помилует нас, братия, чтобы не нашлось и у нас, против одного требующего милости, шесть немилостивых! Разделим, по возможности, каждый с которым-нибудь, а все со всяким злостраждущим Лазарем, благая наша, восприемлемая в животе нашем временном, дабы принятые прежде нас на лоно Авраамле не отреклись разделить с нами благая Божия, в жизни вечной. Аминь». По важности этой проповеди для того времени, святитель, по напечатании ее, от 31 октября дал такую резолюцию: «Слово в неделю о богатом и Лазаре, при сем прилагаемое, раздать в Москве в монастыри и церкви, с тем, что, если кто рассудит прочитать оное в следующее воскресенье в церкви, то надобно предварить слушателей, когда оно первоначально говорено, и выпустить в начале оного тираду, относящуюся собственно к церкви Шереметьевского странноприимного дома». В ноябре число больных и умиравших холерою стало идти еще значительнее к уменьшению. Однако и в это время продолжались прежние строгие карантинные меры, при том даже и в отношении к жизненным припасам и другим потребностям. И только некоторое ограничение строгости сделано было с 14 ноября относительно товаров. Конечно уже и это было великим утешением для Москвичей. Ослаблению же холеры способствовала и установившаяся с ноября зима.

«Легли дороги снеговые,

Деревья иней опушил,

И смерти стрелы огневые

Полночный ветер потушил.

Ослабли крылья у Холеры

Смирение и вопли веры

И мразом веющий борей

У смерти отняли пол-силы

И затворилось пол-могилы

Могуществом Царя царей *

Гнев Божий начал утишаться;

Смиренье плод свой принесло:

Вседневно стало уменьшаться

Умерших и больных число».

Утешительно это было в особенности в виду приближавшихся царских дней: 20 ноября – дня восшествия на престол Государя Императора и 6 декабря – дня тезоименитства его. И святитель Филарет от 15 ноября писал наместнику Лавры Афанасию: «Болезнь в Москве значительно уменьшилась и, есть ли Бог продлит милость, кажется приближающеюся к концу». Под живым впечатлением этого утешительного положения вещей говорена была святителем и проповедь на 1-й из царских дней: на 20-е ноября. Эта проповедь прямо начинается словами: «Настоящий день Господь сотворил нам, сыны России, да возрадуемся о Царе, нам дарованном: и благодарение Богу, что сему радостному дню довольно почтительно уступают дни скорби, внезапно нашедшие на град сей. Град Царев выздоравливает, чтобы не проводить дня Царева в неблаговременном унынии. Предоставляю, – говорит далее наш церковный вития, – испытателям природы, по должности, или по охоте, потрудиться над изысканием причин сей благотворной перемены: они найдут, вероятно, более одной и будут иметь случай состязаться о том, которая из них истинная, или которая сильнее другой. Что касается до меня, без труда нахожу одну причину, которая удовлетворительнее и приятнее многих изысканных изъясняет происходящее. Сия благотворная причина есть милость Божия к Царю и царству». Видя в этом пути Господни, проповедник разрешает сомнения и опровергает возражения относительно указанной им причины, говоря между прочим: «Говорят: если бы болезнь была наказанием Божием: то не позволительно было бы избавляться от нее врачеванием: ибо когда Государь определяет преступнику наказание, тогда покушение избавиться от сего наказания почитается новым преступлением. Неверное уподобление, и от того ложное заключение! В том самом случае, когда болезнь действительно есть наказание Божие, врачевания от болезни отнюдь не должно сравнивать с побегом от наказания. Можно виновному избежать от рук правосудия человеческого; и тем сделать новое преступаете, тем более тяжкое, что им пролагается путь к другим преступлениям: побег от правосудия всевидящего и всемогущего Бога невозможен; сим правосудием можно только быть прощену и отпущену; а о семь стараться не есть преступление. Убегающий от определенного ему наказания человеческого есть мятежник: совсем не то врачующийся от болезни: он делает сие по дару и власти того же Господа, который наказует его: ибо Господь создал от земли врачевания (Сир. 88, 4); от Вышнего есть исцеление (ст. 2)». Мы припомним, что святитель предписывал и священникам внушать народу эту истину. Наконец, возвращаясь к высказанному в начале проповеди, вития говорит: «Мудрствующий по стихиям мира скажет: воздух был заражен; – воздух освобождается от заразы. – Первое горько; да и во втором не много вкуса. Но когда говорят, что Отец небесный умилосердился над нами, и когда слушают сие с верою: человек получает такие чувствования, по которым он становится в одно время и счастливее, и нравственно лучше прежнего. Благо есть исповедатися Господеви, и пети имени Твоему, Вышний, возвещати заутра милость Твою и истину Твою на всяку нощь (Псал. 91, 2. 3). Да не изменяем никогда сей, сколько священной, столько же блаженной обязанности. Исповедаем истину Божию, наказующую бедствиями грешников и освящающую оными праведников; исповедаем милость Божию, являемую нам ныне: призовем благоподательную милость и истину Господню на дни грядущие, благочестивейшему Государю нашему и августейшему Дому его, царствующему граду сему, России, и наконец всякой душе, по вере и взысканию завета Божия способной к причастно милости Божией. Аминь». Раньше мы говорили, что, не смотря на ослабление холеры в Москве с последней половины октября, карантинные меры, во всей своей строгости, применяемы были и в ноябре. Стеснительность этих мер для обычного течения жизни, особливо же для торговли, всеми ощущалась и часто не скрывалась, как то можно видеть из многих №№ Ведомости о состоянии г. Москвы в 1830 – 1831 годах. Стесняемое этими мерами, Московское купечество наконец 7 ноября подало прошение на Высочайшее имя об остановлении действий Комитета, учрежденного в Москве, вследствие Высочайшего же повеления, для очищения товаров. Государь Император передал это прошение Московскому генерал-губернатору для обсуждения в особом (смешанном) Комитете. В Комитете этом участвовал и святитель Московский. Все участвовавшие в Комитете сознавали необходимость удовлетворения просьбы купечества. Вопрос весь сводился только к тому, должно ли признать в товарах и вещах заразительност болезни холеры, и в какой мере? По этому вопросу мнения врачей разделились: большинство из них отрицали таковую заразительность, а некоторые признавали. Согласно мнения большинства, решено не подвергать товаров карантинному очищению. Оставалось оформить дело. Князь Д.В. Голицын попросил святителя Московского составить протокол означенного решения. Святитель не отказал. И «постановление, написанное прямо на бело, было одобрено всеми членами без всяких возражений. Любопытно было бы, – добавляет к этому известию жизнеописатель святителя, Н.В. Сушков, – отыскать эту бумагу. Но где она? В каком архиве?». Это было писано в 1868 году. Теперь мы можем точно отвечать на этот вопрос. Собственноручный подлинник этого, действительно замечательного документа, после смерти святителя, поступил в архив покойного ректора Московской духовной академии прот. А.В. Горского и в 1885 году напечатан был во II томе Собрания мнений и отзывов Филарета (стр. 284 – 290). По важности этого документа, мы извлечем из него в настоящее время хотя, по крайней мере, принятые в Комитете «рассуждения и заключения». – Вот они: 1) «Правила Карантинного Устава об очищении товаров и вещей постановлены были на основании опытов и наблюдений над заразительностью чумы, а в предосторожность от холеры употреблены только но догадкам и заключениям. Посему правила сии необходимо нужно было соблюдать до тех пор, пока точными и достоверными опытами и наблюдениями не определился образ и степень заразительности холеры; как же скоро возможно сделать сие последнее, то прежние, догадочно приспособленные к новой болезни, правила надлежит заменить новыми, на новых опытах и наблюдениях точно и непоколебимо утвержденными. 2) До сих пор нигде в России не возможно было сделать столь большого количества разнообразных, верных и хорошо засвидетельствованных опытов и наблюдений над холерою, ниже иметь столько способных для сего врачей, как то случилось, в последние три месяца, в Москве, где, под смотрением 24 избранных врачей, составляющих временный медицинский совет, лечено было от холеры 7500 человек, и 52 тела умерших от холеры подвергнуты анатомическому и химическому исследованию. Итак, здесь может и потому должна быть произведена поверка мнений о заразительности холеры, до ныне догадочных, между собою не согласных, подкрепляемых указаниями на случаи редкие, не точно исследованные, и не надежно засвидетельствованные. 3) Хотя мнение членов временного медицинского совета о незаразительности холеры чрез товары и вещи не единогласно, но, кроме того, что сильным большинством голосов почти уничтожаются суждения разномыслящих: сии последние уничтожают сами себя, потому что, при внимательном рассмотрении, оказываются несообразными сами с собою и с обстоятельствами очевидными. Мухин говорит: «яд холеры не летуч, как яд чумы». – Потом говорит он: «Бесчисленное множество примеров удостоверяет нас, что постели из-под больных и умерших платье, будучи употреблены здоровыми, породили в них холеру». – Наконец говорит: «Более по сходству, нежели на опытах, можно положительно и с вероятною точностию признавать заразительность холеры в товарах и вещах принимающих заразу чумы». – Если он основывает мнение свое более на сходстве холеры с чумою, нежели на опытах, то из сего следует, что о бесчисленных примерах упомянул он ложно, так как и не мог иметь бесчисленных примеров врач, который лечил от холеры не более 300 человек; при том сходству холеры с чумою противоречить то, что сам он выше сказал о различи яда сих болезней. Зубов говорит о холере: «Сия эпидемическая болезнь не зависит от перемен воздуха, ниже от пищи, ниже от тесных жилищ, или худого одеяния». Потом он, вопреки сам себе же, говорит: «Люди преклонных лет, ведущие жизнь не трезвую, подверженные простуде, обременению желудка и другим погрешностям в диете, чаще подвергаются действию сей болезни.» Тяжелов, один из несогласных с большинством голосов, ссылается определительно на опыт, представляя, в пример заражения чрез вещи, то, что больной жабою получил судороги в ногах, употребляя для ванны ног ушат, коим выносима была вода из ванн больных холерою. Но если бы заразительность сего рода подлинно существовала, то невозможно, чтобы, при лечении 7500 больных, она замечена была один только раз, а потому нельзя не заключить, что судороги вышеупомянутого больного жабою должно приписать другой, не замеченной врачом причине. 4) Напротив того, мнение отвергающих заразительность холеры чрез вещи сколь сильно по превосходному большинству голосов, столь же убедительно по опытам и доказательствам, приведенным в подтверждение оного. Члены медицинского совета, как сами о себе, так и о многих других по больницам, показывают, что одежда их, после разнообразного, продолжительного, многократного соприкосновения с больными, без употребления очистительных средств, никогда ни на ком не оказывала действия заражения. Люди, выздоровевшие от холеры, употребленную во время болезни одежду, подбитую мехом, без очистительных средств, употребляли, по выздоровлении своем, не подвергаясь рецидивам и не заражая других. При вскрытии тел умерших от холеры, на которое, в течение четырех недель, почти ежедневно употреблялось по четыре или по пяти часов, ни из производивших вскрытие, ни из присутствовавших врачей, ни из прислужников никто не заразился, не смотря на то, что, кроме первых дней, не употребляли почти никакой предосторожности. И что еще важнее, вскрывавший тела врач (Янихен) ранил себе несколько раз руки, и, прижигая раненые места ляписом, безвредно продолжал свои занятия. Инвалид, при том не трезвый, от таковой же раны получил нарыв, доказывающей вредное действие влаги мертвого тела, однакож не получил холеры. Из иностранных исследователей холеры те самые, которые в некоторых отношениях приписывали ей заразительность, не признавали ее заразительности посредством вещей и товаров (Моро де Жонес, Гравье). 5) Справедливо, замечает один член (Рамих), что торговля в Москве, во время свирепствования холеры остановившаяся, в ноябре, по ослаблении болезни, возобновилась; и товары, здешниe и привозные, особенно по случаю настоящего зимнего времени, получили большое обращение в народе. И так, если бы в них скрывалась зараза, то сему надлежало бы уже открыться или в определенных случаях, или, по крайней мере, вообще в возобновлении заразы и в умножении числа больных. А как сего не последовало, то отсюда происходит новое опытное доказательство, что зараза в товарах не существует. 6) Если предположить, что холера переносится чрез вещи, то от 7500 больных, из коих около 1500 оставались в домах и потому не имели за собою строгого медицинского и полицейского надзора, сколько вещей по домам должно подозревать в заразе? Несравненно более, нежели товары, лежащие в лавках и складочных местах, до которых больные не имеют случая касаться. Из сего следует, что если бы положено было окуривать товары, то несравненно нужнее было бы окуривать все вещи в домах, в целой Москве. По счастью, настоящий опыт почти совершенного прекращения болезни неоспоримо доказывает несуществование сей всеобщей заразы, а иначе потребовалось бы очищение не только неудобное, но совсем невозможное к точному исполнению. И после чумы очищаемы были не все дома, а только, по достоверным сведениям, зараженные и выморочные. 7) Если предположить еще, как опасались по прежним догадочным сведениям о холере, что заразительность может существовать в товарах, привезенных с Нижегородской ярмарки, то, поелику товары сии поступили не только в Москву, но и в Петербург, и в другие многие города, и повсюду, в большом числе, вступили уже поныне в обращение между народом, необходимо надлежит признать одно из двух: или что заразительность сих товаров не существует в Москве, так же, как не оказалось ее в Петербурге, или что, вместе с товарами в Москве и Москвою, в которой они распространились, окуривать должно товары в Петербурге и самый Петербург, в котором они распространились, и все города, в которые могло что-нибудь внесено быть с Нижегородской ярмарки. 8) Наконец, если бы, несмотря на силу и важность доказательств незаразительности холеры чрез товары, не смотря на недостаток верных и хорошо засвидетельствованных опытов противного, по избытку предосторожности, положено было окуривать товары в Москве, то, за сею мерою, предстоит ряд последствий, который несравненно, в высшей степени, должен возбудить предосторожность правительства. Последствия сии суть: повреждение цвета, красоты, чистоты, следственно значительное уменьшение ценности товаров, потеря больших капиталов, продолжительность нынешней остановки действия, и совершенное падение многих фабрик, впадение многих тысяч людей, имевших пропитание от фабрик, в бездействие, в беспомощность, в опасность голода и отчаяния. 9) Из всех сих рассуждений происходят решительные по настоящему делу заключения: первое, в местах, где была холера, товаров окуриванию не подвергать, согласно с собственноручным Его Императорского Величества повелением, данным в 23-й день августа; второе, как по несходству холеры с чумою, правила карантинного, к чуме приспособленного, устава оказываются не во всем сообразными с потребностью предохранительных мер против холеры, то поручить Московскому временному медицинскому совету составить точное, не на догадках, но на опытах основанное положение о том какие предохранительные полицейские меры действительно нужны против болезни холеры, и представить оное, по рассмотрении в Петербургском медицинском совете, на высочайшее Его Величества усмотрение, не позже будущего марта». Этот протокол был составлен и подписан 1-го декабря 1830 года. Последствием его, в связи с улучшением общего положения дел в Москве по отношению к холере, была отмена строгих карантинных мер не только в отношении к товарам, но и в отношении к сообщениям с Москвою, доселе оцепленною. Уже 5 декабря Филарет писал наместнику своему в Лавре Афанасию: «Москва выздоравливает, и, думаю, завтра отворят ворота». И действительно, в Ведомости о состоянии города Москвы от 6 декабря (№ 75) читаем: «В торжественный день древнего покровителя России, святителя Николая, в день, сугубо драгоценный для верных сынов ее по тезоименитству Его Императорского Величества, жителям Москвы сообщается радостное известие: Государь Император, с удовольствием усмотрев из последних донесений Московского военного генерал-губернатора о ходе болезни холеры в Москве, что действие оной ощутительно ослабело, и желая сколь возможно скорее восстановить свободное сообщение жителей столицы с внутренними губерниями, для облегчения способов продовольствия, оживления промышленности и торговли, которые во время свирепствования болезни могли значительно претерпеть, Высочайше повелеть соизволил: наружное оцепление города снять, с соблюдением, впрочем, всех предосторожностей для воспрепятствования болезни вновь усилиться, или перенестись в те места, с коими возстановляется сообщение». То же радостное известие, с своей стороны, и святитель Московский считал нужным поведать своей пастве с церковной кафедры и, конечно, в церковном тоне. Он произнес «Слово в день тезоименитства благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, по получении высочайшего повеления о восстановлении сообщений Москвы, прерванных по предосторожности против губительной болезни». Говорено было это слово в кафедральной церкви Чудова монастыря. Замечательно начало слова: «Утомились мы, – так оно начинается, – так долго и часто, говоря и слыша, все о болезни, все о смерти. Но кто может прекословить воле Владеющего жизнию, который сии уже малые, только что приметные остатки сени смертной не спешит совсем удалить от глаз наших, может быть для того, чтобы, обеспечась скорым помилованием, не поспешили мы забыть праведного наказания? Благословен Он и за то, что наказал, и за то, что милует, и за то, что милует постепенно, дабы тем более упрочить нам свою милость». За тем как бы напоминая свое знаменательное благожелание, высказанное по поводу прибытия Государя Императора в Москву 29 сентября в словах: «с крестом сретаем Тебя, Государь, да идет с Тобою воскресение и жизнь», – церковный вития продолжает в слове на 6 декабря: «Мне представляется, что, как Лазарь из гроба, восстает в сие время сей град, правда не многими своими членами действительно умерший, однако весь всецело воскресший от страха смерти. Но чего еще не достает сему воскресшему, чтобы пользоваться обновленною жизни? – Да! Еще нужно для него то же владычественное повеление, которое дано было для воскресшего Лазаря: разрешите его, и оставите ити (Иоан. 11, 44). Внемли же, воскресший град! Се и для тебя исходит от престола Царева разрешающий глас: разрешите его, и оставите ити; разрешите его от обязаний, которыми любящая рука принуждена была связать его предохранительно, чтобы область смерти не распространилась; оставьте его беспрепятственно, незаключенными вратами, непрегражденными путями, идти в села и окрестные грады, и принимать приходящих, чтобы жизнь естественная не затруднялась в своих потребностях, чтобы жизнь общественная не стеснялась в своих движениях. Благословенна благость Царева и за намерение связать смерть, и за поспешность разрешить жизнь. Поздравляю тебя, от страха смертного воскресший, от болезни смертной исцелевший, от трудностей жизни разрешенный град!» Но так как и в самом высочайшем повелении от 6 декабря не скрыто признание нужды продолжения некоторых предосторожностей, в виду неполного оздоровления Москвы: то святитель счел нужным также внушить слушателям своей проповеди бдительность и осторожность, главным образом, конечно, духовную, чтобы за грехи не навлечь на себя большего гнева Божия: «да не горше что будет. Утвердим себя, братия, – взывает вития, – и не престанем исполнять благие обеты, которые вдохнуло нам спасительное время скорби. Не с ропотом воспомянем трудности, нас постигшие, но с утешением – трудности перенесенные. Благодушно перенесем некоторые неудобства, которые еще перенести остается. Употребим дарованные облегчения и вспоможения в пользу, а не в удовлетворение страстей и прихотей. Со вниманием и чистосердечною верностью да ходим в послушании заповедям Божиим и повелениям власти, от Бога поставленной. Так будем благодарны Богу, нас милующему. Так будем достойны Царя, о нас пекущегося. Господи, спаси Царя! (Псал. 19, 10). Господи! На людях твоих благословение твое (Псал. 3, 9). Аминь!». В согласии с тем владыка от 8 декабря дал такую резолюцию по адресу Московской дух. академии: «Москва открыта по нуждам общежития. Некоторые понятия о заразительности холеры опровержены опытами. Но в чем состоит сия заразительность, решительно и достоверно не определено. Посему, хотя и разрешено сообщение с Москвою по нуждам: не должно из сего выводить разрешения сообщения без нужды. Что, если, съездив в Москву, привезешь ты в свое место болезнь? Чем успокоишь свою совесть и упреки других? Посему, надеюсь, все Лаврские и Вифанские, по добровольной предосторожности, удержатся от сообщения с Москвою по возможности, доколе болезнь прекратится совершенно». Равно также и от 14 декабря, по поводу прошения двух лиц из академического состава о дозволении отправиться одному в Дмитров, а другому в Москву: «В Дмитров отлучиться ничто не мешает, а о путешествии в Москву мое мнение сказано; и проповедь (на день Рожд. Хр.) вместо о. Ректора, назначена другому». И относительно увольнения студентов академии на святки: «Можно уволить тех, кои отправятся в благополучные места и не коснутся неблагополучных, против чего Правлению взять точные меры предосторожности, под собственного Правления ответственностью». Даже и когда Правление Академии в декабре же просило соизволения владыки на восстановление прежнего порядка учения и испытаний, он дал резолюцию: «Лучше отложить сие до 8 января: тогда и внутреннее испытанье сделать». И только уже 24 декабря, в виду наступающего великого праздника, святитель дал такое предписание по Москве: «По облегчении благодатью Божиею Москвы от болезни и по случаю наступающего праздника, разрешается предписанные молебны по литургии отложить, исключая те места, где особенные обстоятельства и желание прихожан того потребуют, а прошения на ектениях и молитву на литургии продолжать впредь до предписания». Все это святитель делал, конечно, потому, что хотя и ясно заметно было ослабление холеры в Москве, в согласии с чем шло и постепенное ослабление карантинных мер против нее, однако болезнь все еще держалась и смертность от холеры продолжалась, как то не скрывали и официальные Ведомости. И неофициально святитель писал от 29 декабря 1830 года своей родительнице: «Болезнь у нас еще не прекращается, и особенно оказывается в тех местах, где не была, или слабее была прежде. Число занемогающих не велико: но у некоторых болезнь крута». Продолжалась болезнь и в новом 1831 году, хотя уже далеко не с прежнею силою. Напротив, она постепенно все более и более ослабевала, так что с 6-го января прекратились и ежедневные Ведомости о состоянии г. Москвы. В № 106 и «последнем» этих ведомостей, от 6 января мы читаем: «Болезнь почти прекратилась, и можно надеяться, что жители Московские скоро должны будут принести благодарственные молитвы милосердному Богу за совершенное избавление от бедствия, тяготевшего над ними в продолжение четырех месяцев». В согласии с тем святитель Московский пишет от 12 января 1831 г. к Мелетию Леонтовичу, епископу Пермскому: «Холера в Москве умирает, потеряв прежде славу страшной болезни». Тем не менее, она продолжала еще и после того гнездиться и причинять смерть многим в Москве, а потому и карантинные меры все еще продолжались. Так святитель от 23 января писал своей родительнице: «Занемогающие холерою еще здесь бывают. Всех больных остается около 30. Продолжение карантинов на Петербургской дороге еще дает мне право оставаться в Москве. Долго ли сие продолжится, угадывать трудно». Это продлилось довольно долго, почти два месяца. Так еще 17 февраля, почти чрез полтора месяца по прекращении выхода ежедневной Ведомости о холере, Московские Ведомости сообщают, что больных холерою оставалось в частных домах и временных больницах 14, а в казенных больницах (в Екатерининской одной за это время) 6 человек. Правда, и временные больницы мало-по-малу, за отсутствием в них нужды, упразднялись, и прежние начальствующие в частях города, равно как и состоявшие при них помощники их из различных сословий и врачи также мало-по-малу возвращались к прежнему (дохолерному) обычному течению своей жизни, и прежней суетни по делу холеры не видно было в Москве, начинавшей оживать теперь. В соответствие этому и святитель Московский уже в конце января закрыл действие временного Комитета, учрежденного им при архиерейской кафедре по случаю холеры, равно также и временную «нищепитательницу» (столовую для бедных), учрежденную при Троицкой церкви близ Троицкого подворья. Однако, в виду все еще продолжавшегося существования холеры в Москве, действия врачей по оздоровлению Москвы от холеры и дела благотворительности по случаю холеры как в гражданском, так и в духовном ведомстве, а равно и приношения во временные больницы и благотворительные учреждения не прекращались, как то видно из Московских Ведомостей за 1831 год. Сам святитель Московский, как мы знаем из вышесказанного, с 3 января заболел простудою, державшею его долго в своей келлии, так что он не мог служить литургий или молебнов даже в особенные царские дни, как 25 января, по случаю благополучного разрешения от бремени великой княгини Елены Павловны, и 22 февраля, по случаю крещения великой княжны Александры Михайловны. И еще от 27 февраля он писал своей родительнице: «Я лечусь, и чувствую, что есть польза от лечения. Но старая во мне простуда упрямится против врачевания». И только уже 17 марта 1831 года Москва сочла себя совершенно освободившеюся от холеры. В виду этого, святитель Московский, несколько поосвободившийся к тому времени от своей болезни, от 15 марта сделал следующее предложение Московской синодальной конторе: «Список с предписания моего, данного консистории о совершении в следующий вторник, 17 дня сего марта, благодарственного молебствия, по случаю прекращения в Москве губительной болезни, при сем предлагаю синодальной конторе, для зависящего с ее стороны распоряжения. А вот самый текст означенного списка с предписания консистории: «1831 года, марта 15 дня. Как с 10 дня сего месяца занемогающих холерою не оказывается, да и больных уже не остается, то, по совещанию моему с г. Московским военным генерал-губернатором, положено: в следующий вторник, 17 дня, принести Подателю всех благ Богу о прекращении сего общественного бедствия благодарственное моление. Посему Консистории привести в исполнение следующее распоряжение: 1) Церковное богослужение в сей день совершить по примеру того, как бывает в торжественные дни, случающиеся во время поста. 2) Пред литургиею совершить во всех церквах столицы общую панихиду о упокоении душ рабов Божиих, от губительной болезни скончавшихся, при чем желательно, чтобы в приходских церквах на великой ектении панихиды и на литургии помянуты были по именам, в каждой, усопшие своего прихода, поколику имена их известны. 3) По литургии быть благодарному молебну, с звоном. 4) Соборному служению быть в кафедральной церкви Чудова монастыря, при полном собрании духовенства, какое бывает в соборе в торжественные Дни. 5) С сего времени молитвы, кои приносимы были по случаю болезни, прекратить. 6) Предписать по всей епархии, чтобы в ближайший праздничный день совершено было во всех церквах благодарственное молебствие о прекращении губительной болезни, а молитвы, бывшие по случаю болезни, были прекращены. 7) Прекратить и еженедельные донесения о благосостоянии в отношении к болезни». Согласно этому предписанию и совершены были в Чудовом монастыре 17 марта, в присутствии генерал-губернатора, гг. сенаторов и других лиц служебного персонала, при громадном стечении народа, пред литургиею панихида, а по окончании литургии благодарственное молебствие с коленопреклонением. Все это совершал сам святитель Филарет, вместе с викарием своим Иннокентием, епископом Дионисием и множеством других лиц черного и белого духовенства. После благодарного молебна был колокольный звон на Ивановской колокольне. – Когда обо всем этом генерал-губернатор донес Государю Императору, то Государь Император удостоил его своим рескриптом от 19 марта, в коем Его Величество, выразив свое «живейшее удовольствие» по случаю донесения князя «о совершенном прекращении холеры в Москве, и поспешив вследствие того разрешить немедленное упразднение карантина, на реке Шоше учрежденного, и снятие оцепления на границе Тверской губернии с Москвою», изъявляет ему свою «искреннейшую благодарность» за его «пламенное усердие и неутомимую деятельность», обнаруженные во все «тяжкое для Москвы время» существования в ней холеры, а вместе с тем поручает ему выразить высочайшую «признательность» и всем лицам, содействовавшим ему во всех его мероприятиях по случаю холеры, как личными трудами, так и благотворениями. Генерал-губернатор счел нужным опубликовать столь лестный сколько для него лично, столько же и для всех сотрудников его, рескрипт в Московских Ведомостях, Святитель Московский, так много потрудившийся в «тяжкое для Москвы время», также не оставлен был милостивым вниманием Его Величества. 19 апреля 1881 года, в день Пасхи, он сопричислен был к ордену св. апостола Андрея Первозванного «за ревностное и многодеятельное служение в архипастырском сане, достойно носимом, а при том за многие похвальные подвиги и труды, на пользу церкви и государства постоянно оказываемые при всяком случае». И действительно, если доблестный князь Д.В. Голицын обнаружил «пламенное усердие и неутомимую деятельность» за холерное время, как светский воевода г. Москвы и Московской губернии, то не менее пламенное усердие и не менее неутомимую деятельность, как мы видели из предшествующего, обнаружил и святитель Филарет, «как духовный воевода» той же Москвы и Московской епархии.