Как будущий архиепископ Михей на Синявинских высотах Родину защищал

Пройдя Великую Отечественную войну, архиепископ Ярославский и Ростовский Михей (Хархаров) про нее никогда не рассказывал. Но если уж заговаривал, то всегда вспоминал один эпизод. Мне довелось услышать от него это повествование в декабре 1993 года. Тогда была назначена дата его хиротонии во епископа – 17 декабря. В Ярославле ждали приезда Святейшего Патриарха Алексия II. Архимандриту Михею (Хархарову) в тот момент шел 73-й год, и избрание его правящим архиереем на Ярославскую кафедру многих озадачило. Но все, кто ездил к нему в течение нескольких лет в маленькую сельскую церковь, сердцем понимали этот выбор.

Архиепископ Ярославский и Ростовский Михей (Хархаров)

Возвращается раз с задания, вызывает его командир. «Захожу, а у него на столе мои молитвослов и Евангелие. «Твои?» – спрашивает. «Мои», – отвечаю. – «Для чего держишь у себя такие вещи?» – «Только для личного пользования, а не в целях пропаганды». И командир не только не наказал солдата, но и вернул ему святыни. Всеблагой Промысл Божий сохранял и сопутствовал будущему архиерею. А может, и сам командир не был ярым атеистом… Под шквальным огнем, на краю жизни и смерти, когда все ненужное, временное отходило от человека, многие приходили к Богу. Вернее, Бог приходил к ним, а они Его принимали.

Рядовой Хархаров, 1943 год

Рядовой Хархаров, 1943 годСашу Хархарова призвали в Ташкенте в 1942-м году. В это время ему исполнился 21 год. Был он небольшого роста, не сказать, чтоб щупленький, но и не здоровяк. На фронт он попал не сразу. В книге учета рядового и сержантского состава 963-го отдельного батальона связи 118-го стрелкового корпуса за 1944–1945 годы значится:

«Хархаров Александр Александрович, присягу принял – ноябрь 1943 года; радиотелеграфист, радио-рота; ефрейтор, 1921 года рождения, уроженец города Ленинграда, беспартийный, русский; образование: Ташкентский медицинский институт, 1 курс. В качестве его близкой родственницы была указана бабушка Маракушина Мария Степановна».

Епископ Ташкентский и Среднеазиатский Гурий с послушником Александром в саду епархиального управления

На самом деле это не была его родная бабушка. Это была монахиня Александра, активная участница Александро-Невского братства, одна из тех, кого в знаменитую ночь с 17 на 18 февраля 1932 арестовали в Ленинграде. В историю гонений на Православную Церковь в России это событие вошло под названием «Страстная Пятница русского монашества». После возвращений из ссылки монахиня Александра поехала не в родной город на Неве, а в далекий Ташкент, к своему духовному отцу архимандриту Гурию (Егорову). Туда же в конце 1930-х годов приехал и Саша Хархаров, который для посторонних был внуком Марии Степановны.

На фронт Саша сразу не попал. Вначале окончил курсы телеграфистов в Новосибирске, по окончании которых угодил под Ашхабад на «точку». Владыка вспоминал, как совсем молоденьким, новоиспеченным солдатиком охранял палатку с оборудованием связи:

«Как-то раз во время дежурства вижу – кусты шевелятся. А нас предупреждали, что в округе орудуют банды. Я кричу: ‟Стой! Стрелять буду!” А из кустов вылезает теленок. Я – в одну сторону, теленок – в другую».

В течение нескольких месяцев он служил в специальных войсках, где готовили диверсантов. Свою будущую жизнь Саша видел в священном сане, с детства мечтал стать монахом. И, по его собственным словам, горячо молил Милостивого Бога, чтобы ни в кого не пришлось стрелять. И действительно, скоро его перевели в подразделения связи, где он прошел всю войну. «Я не стрелял, и в меня не попали», – позже вспоминал владыка Михей. 

Связь – незаменимая вещь на фронте. В первые годы Великой Отечественной войны советское командование отдавало предпочтение проводам. Они позволяли наладить коммуникацию прямо в поле. Чтобы прослушать разговор, нужно было сначала найти кабель и подключиться к нему напрямую. Такой сигнал не пеленгуется и не отслеживается со стороны. О том, каково было наладить в боевой обстановке оборванную связь, оставил воспоминания друг владыки Михея, протоиерей Глеб Каледа. Познакомились они уже после войны, когда Глеб Александрович учился в геологоразведочном институте и приезжал к ним в Ташкент.

С Сашей Хархаровым они были ровесники. Оба – 1921 года рождения. Оба прошли войну. Оба на фронте были связистами. И оба не получили ни одной царапины.

Глеб Каледа очень красочно описал, как в боях за Сталинград придумал способ соединять концы оборванного провода. Восстанавливали связь обычно ночью. Уходили на задание в одиночку, подползая к разрыву по проводу. Доползаешь, а там переплелось множество других проводов, которые лежат на земле, пересекая друг друга в разных направлениях.

Чтоб определить, что это твой кабель, надо подсоединить его к аппарату, покрутить ручку вызова и вызвать станцию. Найдешь один конец, ищешь второй. Найдешь второй – потеряешь первый.

Что придумал Глеб Каледа? На первый конец провода он ставил неразорвавшийся снаряд и прикреплял к нему немецкую листовку. «Русские, маршал Тимошенко сдал в плен 1722000 солдат» – сотни таких листовок сбрасывали немцы с самолетов. В темноте это белое пятнышко было легче заметить. А второй конец он искал губами. У них в дивизионе были английские провода, ткань их рубашки отличалась от наших. Но почувствовать это можно было лишь внутренней стороной нижней губы. Об этом Глеб Александрович уже в 1990-е годы написал в книге «Записки рядового».

Ратный путь Александра Хархарова начался в месте, более чем знаковом для него и для его духовной семьи – членов Александро-Невского братства: у порога родного города. Рождается невольная мысль, что на фронт из Ташкента его как бы делегировало Александро-Невское братство – единственного молодого, кто мог понести все военные тяготы.

Все члены этой семьи, живущие в Средней Азии, были питерцы. Под духовным руководством архимандрита Гурия находились монахини, большинство из которых в 1930-е годы побывали в лагерях и ссылках. Служили они тайно, и только начиная с 1943 года – открыто, когда начала меняться политика государства по отношению к Церкви.

К молодому поколению этой семьи в Ташкенте относились лишь брат и сестра Вендланды и юноша Александр Хархаров. Константин Вендланд, тайный иеромонах, будущий митрополит Иоанн, работал геологом, искал в горах вольфрам и молибден, столь необходимые фронту. Его сестра Елизавета Николаевна была врачом.

На фронт были мобилизованы двое из этой духовной семьи – студент медицинского института Александр Хархаров и врач Елизавета Николаевна Вендланд. Она вместе с фронтовым госпиталем прошла от Сталинграда до Польши.

Свой ратный путь Александр Хархаров начал в составе 963-го отдельного батальона связи 118-го стрелкового корпуса 67-й армии Ленинградского фронта. Тогда задачу перед корпусом поставили тяжелейшую: в январе 1944 года окончательно снять блокаду города на Неве.

Местом расположения соединения стали Синявинские высоты. В историю войны они еще вошли как Синявинские болота. Это было место ожесточенных боев наших войск с гитлеровцами в течение двух с половиной лет. Место знаковое. Именно здесь в 1941-м году гитлеровцы замкнули кольцо блокады. Лишили огромный город всякой связи с внешним миром. И именно здесь предстояло блокаду окончательно снять.

За два с половиной года неприятель сумел укрепиться на Синявинских высотах, создал всю необходимую инфраструктуру, построил оборонительные сооружения. Попытки прорвать здесь блокаду наши войска делали в 1942-м году. Неудачно. Только в январе 1943 года сумели наши воины на замерзших болотах, оставшихся от довоенных торфоразработок, пробить блокадное кольцо. Но и после этого еще целый год Синявинские высоты оставались ареной страшных боев.

Первый день нового 1944 года бойцы встретили довольно спокойно. Об этом пишет начальник 1 отдела штаба 268 дивизии капитан Казанцев:

«В частях и подразделениях были проведены доклады и беседы, посвященные итогам прошлого и задаче в наступающем году; состоялись товарищеские вечера, демонстрировались кинокартины. В некоторых землянках можно было увидеть красочно убранные новогодние ёлки. Воины писали и получали письма и открытки с новогодними пожеланиями. И бойцы, и офицеры, и гражданские люди, весь народ нашей Родины уверен, что наступивший 1944 год будет годом победы над проклятым врагом, последним годом Отечественной войны».

Ошибся капитан Казанцев на несколько месяцев.

Такие встречи Нового года были на фронте распространенным явлением. Советское командование делало всё, чтобы поднять дух бойцов. К Новому году им привозили посылки от трудящихся тыла. Главными гостинцами для солдат были тёплые вещи и кисеты с махоркой-самосадом. Как правило, к посылке прикладывалось письмо, в котором солдатам наказывали крепче бить фашистов. Иногда на праздничном столе присутствовали американская тушёнка и американская консервированная колбаса, поступавшие в СССР по ленд-лизу. Не обходилось и без дополнительной порции спиртного – 75–100 граммов на человека.

Этот день 1 января 3 года спустя станет для Александра Хархарова веховым в его жизни. Именно 1 января 1947 года он будет пострижен в монашество с именем Михей, в честь ученика преподобного Сергия Радонежского. Но надо будет еще пройти от Ленинграда до Германии, вернуться домой невредимым, принять участие в открытии Троице-Сергиевой лавры, вновь поехать со своим духовным отцом, уже епископом, а не архимандритом Гурием, в Ташкент – и там сподобиться ангельского образа.

Пока же личный состав нес обычную службу наблюдения и охраны; отдыхал и занимался хозяйственно-бытовыми делами. Все это мы знаем из журналов боевых действий.

Два с половиной года гитлеровцы были здесь хозяевами. Два с половиной года не давались высоты русскому воинству. За это время немцы окопались, пустили корни. Попробуй выкури, если враг находится на укрепленных высотах, а наши – внизу, в топких болотах, как на ладони. 

Вспомним сержанта Ивана Павлова, будущего архимандрита Кирилла. Многое они объяснят:

«Когда я читал воспоминания маршала Жукова, мне бросился в глаза момент, как он поражался в начале войны гениальности стратегических планов немецких генералов. Потом он удивлялся тем ошибкам и просчетам, которые впоследствии они же совершали. Я со своей стороны скажу: это все совершала премудрость Божия! Господь, кого хочет наказать, всегда лишает разума, ума…

Когда Господь уже решил дать помощь нашему народу, нашей армии, Он омрачил умы фашистам, а нашим военачальникам дал мудрость, воинскую смекалку, мужество и успех. Как говорится: ‟Без Бога – не до порога”».

Эти места на слуху и сегодня. Каждые весну и лето здесь работают поисковые отряды со всей России. Ведь точное число погибших и до сих пор не найденных на Синявинских высотах воинов не знает никто; основная часть потерь — личный состав воинских частей и подразделений Волховского и Ленинградского фронтов.

В наступление советские войска перешли 14 января. Немцы терпели поражение и, боясь попасть в окружение, начали отводить свою Синявинско-Мгинскую группировку.

Передовые отряды наших войск преследовали противника, и, как было зафиксировано в журналах боевых действий, «вошли в соприкосновение с его арьергардами, завязали бои, а утром и главные силы перешли в наступление». Что такое арьергардные бои? Это бои с подразделениями, которые прикрывают войска при их выходе из боя и отходе. Или, как шутили наши бойцы, это когда делаешь ноги, а тебе сзади по заднице: раз, раз, раз!

За период с 21 по 28 января подразделения корпуса перерезали 4 железные и 3 шоссейные дороги; освободили от противника один город, один поселок, 6 железнодорожных станций и 22 деревни (всего 30 населенных пунктов), и 27 января 1944 года Блокада города-героя была полностью снята.

Много лет спустя владыка Михей говорил, что в каждой верующей семье, в каждом храме Питера обязательно есть икона равноапостольной Нины: 27 января – ее день памяти.

Из журнала боевых действий:

«Сейчас дорога идет объездом через Колпино. Этот многострадальный город, подвергавшийся свыше 2-х лет непрерывным обстрелам и бомбежкам и почти полностью уничтоженный, имеет оживленный вид. На улицах много мирных жителей, освобожденных от фашистской осады и уже приступивших к восстановлению своего родного города и завода-гиганта тяжелой промышленности – Ижорского завода.

Небольшой, красивый дачный город Павловск, несколько дней назад освобожденный войсками 42-й армии, сильно разрушен. Ни одного целого дома, разрушены мосты, взорваны дороги; многие здания и блиндажи заминированы. Размещение подразделений встретило большие трудности из-за отсутствия более или менее удовлетворительных помещений. Большая часть личного состава ночевала в домах без пола и крыши, под открытым небом у костров».

На карте боевого пути 118 стрелкового корпуса запечатлены географические названия, близкие сердцу каждого русского человека. Река Мойка, Черная речка, Павловск, Вырица. Затем проследовали мимо Псковского-Чудского озера (привет от предков!), с его островом Залит (обозначен на всех военных картах). Далее – Изборск, Псков, Печоры. Кроме этого, по сторонам мелькали бесконечные Никольские, Введенские, Спасские. Держись, солдат, подмога идет, Спаситель, Богородица и святые подставляют плечо! Потом корпус сделал резкий зигзаг в сторону Тарту и там задержался на несколько месяцев. И далее путь лежал чрез Эстонию, Литву, Латвию, Польшу (Люблин, Жешув), Чехию.

Первый послушник Троице-Сергиевой Лавры после ее открытия в 1946 году

В послужном списке архиепископа Михея значатся участие в битве за Правобережную Украину, в Прибалтийской операциях. Он был награжден медалью «За оборону Ленинграда», получил благодарность Верховного главнокомандующего за участие в боях за город Тарту, орденом Отечественной войны 2-й степени.

После возвращения с фронта рядовой Хархаров стал первым послушником только что открывшейся Троице-Сергиевой лавры. Открывать ее после годов мерзости и запустения Патриарх Алексий I благословил духовного отца Александра – архимандрита Гурия (Егорова).

Митрополит Волгоградский и Камышинский Феодор (Казанов), духовный сын архиепископа Ярославского и Ростовского Михея (Хархарова)

– Архиепископ Михей (Хархаров) относился к плеяде людей, которые, где бы они ни оказывались, принадлежали Богу и Церкви. За свою долгую жизнь владыка был послушником, солдатом, монахом, священником, архиереем. И везде он оставался человеком Божиим.

Иеродиакон Михей, 1948 год

Святейший Патриарх Кирилл говорил о том, что в жизни каждого православного верующего человека должны быть ориентиры, маяки. Владыка Михей и есть такой маяк. Своим примером он показывает, как надо жить, как надо поступать. 15 лет прошло с его кончины († 22 октября 2005 года). И прожил он свою жизнь так свято и чисто, что мы его воспринимаем как святого и на него ориентируемся. Если мы хотя бы малую часть возьмем от него, то для нас это будет жизнь совершенная.

Владыка Михей от юности воспитал в себе и сохранил чувство святой простоты. Он жил в великом страхе Божием и осознании присутствия Его. Эту любовь к Церкви, к Богу он невольно передавал всем, кто хотел воспринять.

У него был уникальный опыт жизни в Глинской пустыни, где он всей душой старался постичь науку не только монашеской, но и аскетической жизни этого святого места. Насельников Глинской пустыни отличала простота, совмещенная со страхом Божиим. Старцы удивлялись молодым послушникам, монахам: «Как вы так можете? Подошел, перекрестился, икону поцеловал, побежал…». Те, в свою очередь, удивлялись: «А как по- другому? А вы как?» А они и подойти боялись, так благоговели перед святым. Это благоговение в полной мере воспринял владыка Михей.

Он был человек всегда улыбающийся, всегда приветливый, всегда радующийся. Никто не мог подумать, что у него потрескавшиеся ноги. Как и у его духовного отца митрополита Гурия (Егорова), у него текла лимфа из ног, и после службы мы выливали по полсапога этой жидкости. И об этом не знал никто кроме самых близких.

У владыки Михея был травмирован коленный сустав правой ноги. Вечером он пил болеутоляющее средство, но к утру оно уже не действовало. И он с разламывающимся от боли коленом служил литургию. А после службы надо еще пообщаться с паствой, потом крестный ход… И, совершенно измождённый, он возвращался домой. И если проявишь внимание, сострадание, жалость, то его лицо мгновенно становилось строгим. Не терпел никакого сюсюканья. Был как гвозди ровный, настоящий подвижник.

Только Господь знал, сколько поклонов он делал и сколько Иисусовых молитв читал. Он настолько делал все скрытно, настолько облекал в оболочку смирения и простоты, что никто даже не догадывался об этом. И при этом он не был чужд проблем современной жизни.

О войне владыка действительно рассказывал очень неохотно, все время занижая и умаляя свое достоинство. Упоминал Псков, где велись особенно ожесточенные бои, город Тарту в Эстонии. Помнится, героя Евгения Леонов из старого советского фильма спрашивают:

«– Вы были за границей?
– В Берлине, в Праге.
– Вы ездили туда по служебным делам?
– Я не ездил, я пешком.
– В качестве туриста?
– Нет, в пехоте».

Так и владыка Михей. Когда в 1990-е годы это стало возможным, он никуда за границу не ездил и не стремился. И хоть много раз ему предоставлялась такая возможность, он отказывался. Но в Европе он был: радиотелеграфистом 963-го отдельного батальона связи 118 стрелкового корпуса 42 армии, вначале Ленинградского фронта, а затем 1-го Украинского. Поднятые архивные документы Министерства обороны Российской Федерации помогли нам восстановить весь фронтовой путь корпуса, в котором он служил.

Он прошел Польшу, Чехословакию. В Германии участвовал в окружении и разгроме группировки противника в районе крупных промышленных городов Катовицы, Гинденбург, Глейвиц. Его корпус отличился при форсировании реки Одер и расширении плацдарма на западном берегу. Личный состав отдельного батальона связи участвовал в ликвидации врага, не желавшего капитулировать и продолжавшего сопротивление на территории Чехословакии.

Архиепископ Михей был человеком совершенно особенного, если можно так сказать, пошиба, скроенный не так, как современный человек. Его жизнь – урок для современных христиан. Ему писали письма, приезжали к нему со всех концов страны. Как говорит Святое Евангелие, не может скрыться град вверху горы, никто не ставит светильника под спудом (ср. Мф. 5, 14). Так и архиепископ Михей спустя десятилетия светит нам и пленяет теплотой Божественного сияния.