Памяти архимандрита Матфея (Мормыля)
Сегодня день памяти архимандрита Матфея (Мормыля). Предлагаем вашему вниманию статью, увидевшую свет после сорокового дня с его кончины.
Архимандрит Матфей (Мормыль)
Вчера мы совершили 40 дней со дня кончины главного регента Объединенного хора Свято-Троицкой Сергиевой лавры, заслуженного профессора Московской духовной академии архимандрита Матфея (Мормыля), нашего дорогого отца Матфея, имя которого ассоциируется неразрывно с именем Свято-Троицкой Сергиевой лавры, Домом Живоначальной Троицы и обителью преподобного Сергия.
Много бесед прошло в эфир за эти 40 дней со дня его кончины, я благодарен нашим авторам, которые почтили память отца Матфея своими воспоминаниями, теплыми словами, сказанными о нем. И мы надеемся, что пока существует наша радиостанция, мы будем говорить об отце Матфее, и, самое главное, у нас в передачах будет присутствовать музыка, которую он создал: песнопения духовные в исполнении хора Свято-Троицкой Сергиевой лавры под его управлением. Это главное, что будет объединять нас с той традицией, которую отец Матфей создавал на протяжении почти полувека.
Я приветствую своих собеседников: искусствоведа Николая Григорьевича Денисова, протодиакона храма Христа Спасителя отца Николая Филатова и регента хора Подворья Троице-Сергиевой лавры в Москве Владимира Александровича Горбика.
Сегодня мы еще раз будем вспоминать отца Матфея. Но вспоминать будем, учитывая создавшуюся ситуацию с церковным пением вообще.
Я хотел бы задать нашим гостям вопрос, который волнует многих: дальнейшее развитие и современное состояние церковного пения в России, которое, как правильно отмечали многие наши авторы, определяет состояние богослужения. И сейчас ситуация непростая: мы знаем, как часто меняется сознание людей. А пение, как отмечал еще Святейший Патриарх Алексий I (Симанский), это «служение ангельское», которое настраивает людей на молитву. Если пение не будет отвечать своей главной задаче, то оно, наверное, вообще не будет иметь права на существование, потому что ведь не к концертной деятельности призван хор церковный?!
Честно говоря, до сих пор не верится, что отца Матфея нет с нами, но я присоединяюсь к мнениям, которые звучали уже неоднократно в нашем эфире: он все равно с нами! И его принял преподобный Сергий, приняла лавра, так что он будет с нами все время, пока мы живы и пока мы помним его и пение его хора.
Не может быть, чтобы уроки, которые отец Матфея преподал нам всем своим служением, остались бесплодными. Ведь живы его ученики, живы те, кто пели в его хоре, те люди, которые прошли «через его руку». Они, наверное, навсегда запомнят самое главное: его самоотверженное служение Богу.
Почему хор так любил и почитал отца Матфея? Видимо, все-таки в первую очередь потому, что он служил Богу, а не маммоне. И, как ни парадоксально это звучит, в последние годы некоторые церковно-музыкальные коллективы как-то «теряют ориентиры» в сложном современном мире. А служить нужно, прежде всего, Богу, и тогда, наверное, Господь подаст и все остальное, все приложится…
Николай Григорьевич, как вы считаете, какие перспективы развития есть у лаврского хора? Отец Матфей не оставил преемников по себе – сознательно или несознательно. Но вы сами отмечали, что мастеру такого уровня трудно подготовить преемника. У него, конечно же, были ученики (все здесь присутствующие – тоже в какой-то мере его ученики). Но ученики – это не преемники дела. Как вы думаете, по какому пути пойдет развитие пения в Троице-Сергиевой лавре?
Николай Денисов
Николай Григорьевич Денисов:
– Я начал бы ответ свой немножко отдаленно. Прошло 40 дней со дня его кончины, но как при жизни отец Матфей был всегда рядом со мной, так остается и после кончины. И когда возникает вопрос (в частности, о церковном пении), я всегда думаю, как бы на него ответил он.
Если вы спрашиваете о моем взгляде (не священника, мирского человека) на церковное пение, то давайте сначала заглянем в историю. Христианское пение, по Преданию, началось с того, как Спаситель, возшед на гору Елеонскую, запел с учениками. С того времени, сколько существует христианство, традиции церковного пения преемственно передавались от учителей к ученикам.
Если мы возьмем Православный Восток, где христианство существовало практически 10 веков до того, как было принято на Руси, все эти 10 веков оно передавалось изустно, от поколения к поколению. Не путем новаторства, не путем ломки традиций.
Умные греки, имеющие античную музыкальную нотацию, не создавали христианской нотации: она появилась в X веке. Русь стала преемницей православного мира, Русь стала центром православного мира. А преемственность при смене поколений была на Руси всегда. Всегда должен был быть учитель и ученик, в музыке иначе нельзя. И хотя отец Матфей – деятель XX века, но он тоже таков. Он воспринимал церковное пение с младенчества до клироса. Он учился у педагогов Ставропольский семинарии, у архиереев и священников. И таким он себя мыслил.
Да, он не оставил наследника, но он и не собирался оставлять его: у него было много учеников! Потому что он не царский трон передавал по наследству – он служил Богу.
Можно сказать, что он создал лицо Русской Православной Церкви в XX столетии.
Если говорить о начавшейся в последнее время концертной деятельности церковных, монашеских хоров, здесь тоже есть ответ. В деятельности того же отца Матфея. По послушанию он выступал в Большом зале Московской консерватории, он записывал пластинки, он выезжал за рубеж. Но – не для концертной деятельности, не как гастролер, не для собственной славы. Он нес апостольское служение: его благословили, и он показывал, как православные люди воздают хвалу Богу в музыкальных звуках!
Ведь когда поет церковный хор той или иной страны, он показывает в этом пении православную душу, молитвенную душу своего народа. И вот к этому я хотел бы призвать всех руководителей хоров – приходских, архиерейских, монашеских: помнить об этом! Он действительно не разменивался. «Всегда помни, кто ты!» И даже во время одного концерта в Париже он говорил: «Мне чего-то не хватало, пока в то место, где мы выступали, не принесли образ святого Георгия (по-моему, этот образ). И все сразу встало на свои места!» И тогда у него полилась молитва.
Вот к этому я и хотел бы призвать.
А говорить о будущем лаврского хора… Не я начальник, не я даю указания, но иначе и нельзя: нельзя до основания что-то разрушать и строить новое.
Ведь у отца Матфея были разные ситуации в жизни. Мне рассказывали, что когда ему было тяжело (даже при выборе новых семинаристов для хора), он говорил: «Ну, я пойду к преподобному Сергию, к мощам! Я его попрошу, и он все уладит». Вот, опять же, не с музыки начинается все, а с духовного служения, где слово, звук – подчиняются молитве! Если все это будет так, что с лаврским хором все будет хорошо. А если будет иначе – Господь не попустит!
– Я еще раз хочу коснуться вопроса преемственности: хор Свято-Троицкой Сергиевой лавры и его регент, отец Матфей (Мормыль), появились в начале 1970-х годов по благословению Святейшего Патриарха Пимена (Извекова), который сам, как известно, был регентом и посему очень ценил отца Матфея именно как регента и как священника. Вот это преемство в последнее время ощущается как бы утраченным, потому что если даже священник сегодня возглас из алтаря не может правильно подать, если нет у начальства ощущения значимости хора за богослужением – это очень тонко чувствует регент. И когда отец Матфей скончался, один из наших авторов, вспоминая отца Матфея, говорил: «Он не пережил лишь равнодушия…». Все-таки, значит, было какое-то равнодушие, ощущал его отец Матфей своей тонкой душой…
– Не мне об этом судить. Конечно, он и это переживал. Хотя есть такие вещи сокровенные, о чем мне отец Матфей говорил в личной беседе, о которых я вряд ли кому-то скажу. Но любого человека, подвизающегося на ниве церковного пения, я прошу следовать путем отца Матфея. Всегда вспоминайте, как бы поступил он в той или иной ситуации.
Церковное пение не предполагает равнодушия. И я вспоминаю, как назвал отец Матфей одну из бесед с ним: «Я на чужом основании ничего не строил». Хотя в реальной жизни он вспоминал: «Вот, этот пел так, этот возгласы произносил так…». И он никогда не перечеркивал чужой опыт. Он все равно себя чувствовал наследником и последователем этих людей. Это была основа основ для него.
– Мой вопрос я адресую к отцу Николаю Филатову: вы попали в хор отца Матфея, когда основной состав коллектива разошелся, что ли. Там оставалось еще несколько старых певцов, хотя сам отец Матфей эту «текучесть кадров» как регент переживал по-своему. Первые пластинки, которые были записаны лаврским хором в консерватории в 1970-е годы, озвучивались совсем иным составом певчих. Тем не менее и в 1990-е, и в 2000-е годы лаврский хор звучал – очень красиво, молитвенно, торжественно, профессионально…
Какое у вас лично было ощущение от хора, куда вы попали? Вы же слышали ранние записи?
– Конечно, конечно… Первое, что меня поразило, это, опять же, преемственность. Отец Матфей творил особые вещи, свойственные только ему. Например, первый ряд нашего коллектива – это совсем ученики. Второй ряд – это уже певчие с неким опытом. И вот, на антифонах он чередовал: «Поет первый ряд!» Потом шел верхний ряд. Потом показывает: «Поем все вместе!»
Конечно, преемственность певческой традиции была у него. Иногда в хор приходили петь лаврские монахи. Они тут же включались в богослужение, особенно если это был концертный хор, если проводилось ответственное богослужение. Приходили канонархи, приходили солисты, например, отец архидиакон Ювеналий (Крук). Это для нас было такой поддержкой, такой подпиткой, поскольку мы знали, что когда-то хор отца Матфея пел вообще по-другому! Мы же слышали эти ранние записи! И старались как-то равняться на это: «Надо же, как! А мы-то – сможем, не сможем?» Тем более что мы были такими молодыми, такими неопытными – и не только семинаристы, но и академисты тоже ведь пели. И опять на помощь приходили лаврские монахи. Среди мирских редко кто был в помощниках у отца Матфея. Я думаю, все шло своим чередом.
Владимир Александрович Горбик
– Мой собеседник – Владимир Александрович Горбик. Дело в том, что в 1990-е годы появилось много записей хоров, которые старались подражать творческой манере хора отца Матфея. В частности, это был хор Новоспасского монастыря (я просто сам это почувствовал). Но потом понял, что это совершенно несопоставимые вещи – ритм другой, наполненность другая, отношение к слову другое – все другое! Владимир Александрович, когда я впервые услышал ваш хор, то уловил что-то до боли знакомое, близкое, с детства родное от отца Матфея.
Тут уже говорилось о том, что невозможно полностью достигнуть этих высот или уловить интонацию хора, тем не менее – чему вы прежде всего уделяете внимание? О чем вы говорите своим певцам, что вы для них стараетесь открыть?
– Я присоединяюсь к тем, кто сказал уже свое слово о преемственности, поскольку, если бы не она, вы бы не ощутили в звучании хора подворья Троице-Сергиевой лавры как бы стоящего за ним отца Матфея. Мне так кажется! Вы бы просто слушали другой хор – хороший, слаженный, но и только.
Относительно наших первых записей (например, двухчастный альбом «Днесь висит на Древе», который впоследствии был преобразован в диск «Поклоняемся Страстем Твоим, Христе») – это были еще работы начинающего регента (я про себя говорю). Я старался, как губка, впитывать то, чему меня учили на подворье (в частности, и отец Матфей).
То есть если каждый человек сам себя настроит на молитву и на служение Богу, то Дух сотворит форму. Мы сейчас пытаемся (и в вашем вопросе это слышно) представить себе, в какой форме явится лаврское пение в ближайшее время, да?
Но мне кажется, что если люди (тут я присоединяюсь к словам Николая Григорьевича) заботятся о молитве, то в какой бы то ни было форме – лаврское это пение или пение хора Подворья Троице-Сергиевой лавры, или других церковных хоров – оно обретет какую-то достойную форму, если люди будут молиться. Если же они не будут молиться, то (опять-таки присоединяюсь к словам Николая Григорьевича) не будет ничего! Просто все распадется.
– В одной из своих бесед вы говорили о владыке Лонгине (Корчагине), о его тонком понимании церковной музыки. И действительно, вспоминаются 1980-е годы, когда будущий владыка Лонгин был еще жезлоносцем у наместника Троице-Сергиевой лавры, архимандрита Алексия (Кутепова) (ныне митрополит Тульский и Ефремовский). Это, как кажется, был один из благодатных периодов для истории Троице-Сергиевой лавры. Неверующие и нецерковные люди приходили в лавру и просто, что называется, открывали рот, когда впервые слышали, что здесь, за стенами церковными, совершается такое чудо! Я, помню, наблюдал неоднократно, какое это было для них впечатление: никто из них не мог поверить, что монахи могут воспроизводить в звуках такое богатство нашей православной певческой традиции! Это было просто необъяснимо – и не только, я думаю, для людей мирских.
Потом уже появились эти диски – «Песнь всякую духовную принесем Богородице…», «Память их в род и род». В записи первого диска принимал участие и наместник лавры, архимандрит Алексий, который нараспев читал строки акафиста Пресвятой Богородице.
Мне кажется, это очень благодатная традиция, которую вы стараетесь воспринять и уже восприняли во многом.
Сегодня в лавре несколько хоров, много их и в Московских духовных школах. Тем не менее когда ушел от нас отец Матфей, ты особенно остро ощущаешь, что ушел не только лишь регент.
Часто сегодня на богослужении ты видишь примеры и ложного смирения. Диаконы или канонархи возглашают очень тихо, невнятно, а сказать, подсказать им некому, нет отца Матфея. Или, например, чтение Апостола или Евангелия за литургией… Славянский язык сегодня и так подвергается критике у людей светских или малоцерковных за свою «непонятность», но если ты еще ничего и не слышишь за богослужением – это же настоящая беда! О средствах музыкальной выразительности за богослужением тоже сказать уже некому, наставить на путь истинный!..
Конечно, лавра – это, прежде всего, монастырь, но ведь это и православное сердце России, тут все должно быть эталонным, настоящим…
– Мне трудно судить об этом. Но я думаю, если наш народ придет к подлинному покаянию всеобщему, если уровень послушания всеобщего в обществе наладится и будет хотя бы «выше среднего», то все формы церковно-певческого искусства, иконописного искусства, любого другого искусства в Церкви Божией – обретут обязательно должные формы. Мне к этому трудно что-то еще добавить.
Вот вы вспомнили архимандрита Алексия (Кутепова). У меня есть собственный опыт переживания богослужения, когда он предстоял престолу на литургии. В нашем храме владыка Лонгин неоднократно просил его служить (при том, что он уже перенес ряд болезней, да и вообще был болен в те моменты, когда бывал у нас). Но вот этот дух священнического, архиерейского возгласа, который он давал, – он просто зажигал сердца! И сердца поющих в том числе. Невозможно было находиться на клиросе, лично не переживая этого молитвенного настроя владыки Алексия!
У них был, если можно так выразиться, некий «творческий союз» – владыка Алексий (Кутепов) и отец Матфей (Мормыль). И можно было говорить о настоящем Торжестве Православия, о том, что русская православная традиция шла в народ крупным планом. Хочется надеяться, что все это еще будет, надо на это надеяться!
Николай Григорьевич Денисов:
– Я хочу добавить тут одно воспоминание, которое сейчас пришло на память. Где-то в 1990-е годы у меня появился ученик по крюковому пению. Это Денис Коротких, он решил писать богословскую диссертацию у отца Матфея. Мы договорились, что отец Матфей будет руководить, а я буду его консультантом. Написали мы диссертацию, посвященную как раз школам церковного пения в Древней Руси. Отец Матфей прочитал весь текст. И – то ли это шутка, то ли это эмоциональный, необъективный подход, то ли это безмерная любовь к Троице-Сергиевой лавре, но он сказал так Денису: «Ну, что же ты написал? Ты не мог написать, что Троицкая школа – самая лучшая основа русского церковного пения?» Это показатель того, как он болел за Троицкую школу! И, конечно, когда сейчас кто-то представляет эту школу, помня, сколько веков этой школе, должен об этом думать! Это его задача.
Иначе – не даст Бог, если человек делает что-то неугодное Ему в лоне Церкви!
– Мы говорили неоднократно о том, что отец Матфей являлся неким самородком: у него не было музыкального образования, но была невероятная любовь к церковному пению, богослужению. И, как сказал Николай Григорьевич Денисов, он весь церковный год видел в музыкальной окраске, совсем по-особенному.
Очень серьезное внимание он уделял на службе канонарху. Насколько мне известно, канонархи в Троице-Сергиевой лавре еще в 1970-е годы на богослужении были в некоем паритете даже с хором, брали на себя очень многое из богослужения. То, что произносил канонарх, и то, что затем пропевал хор, народ переживал по-настоящему. Богослужение становилось понятно для молящихся. И на всенощном бдении, еще задолго до Шестопсалмия, «прочитывался», можно сказать, праздник устами канонарха, молящиеся невольно вовлекались в богослужение.
Вот это желание служить так, как служил отец Матфей, повторить невозможно. И мы знаем, что каждый гений одарен от Бога по-своему. Как вам кажется, с чего следует начинать последователю отца Матфея?
Николай Григорьевич Денисов:
– Я бы посоветовал следующее: пусть идет к его могиле и просит. И поверьте: отец Матфей обязательно ощутимо даст ответ!
– А вы что скажете, отец Николай?
Протодиакон Николай Филатов
Отец Николай Филатов:
– Молиться. И братия обязательно поможет. Если это человек из числа братии, то братия поможет. И Господь поможет.
Владимир Александрович Горбик:
– Ну, мне кажется, любому человеку, подвизающемуся в этом деле, нужно просто идти путем смирения в этой жизни, путем поиска покаяния. Безусловно, обращаться за помощью к батюшке отцу Матфею, как и ко многим другим предстателям и небесным покровителям церковно-певческого дела (среди них и святитель Иоанн Златоуст, и Роман Сладкопевец, и многие-многие регенты, наши современники, уже преставившиеся).
Безусловно, отец Матфей (я верю в это и надеюсь на это) будет молиться о том, чтобы с нами все было хорошо!
– Прекрасные слова! Но современная церковная политика, к сожалению, не способствует раскрытию творческих возможностей тех или иных хоровых коллективов. Я скажу иначе: сегодня, как мне кажется, акцент не стоит на церковном пении. У нас сейчас другое время и, может быть, другая аудитория, что ли. И настоятели храмов не всегда придают такое значение церковным хорам, как в недавнем еще прошлом. А ведь регенту, наверное, особенно трудно, если он знает, что настоятель не особенно заинтересован в том, как поет твой хор. Эта «обратная связь» существует, разве не так? Одно дело – если тебя похвалят или поругают, во всяком случае, обратят внимание на то, как ты работаешь. А если этого нет, как вы считаете?
– На этот вопрос можно долго отвечать. Каждое время по-своему сложно, никогда не было «простых времен».
– Но у отца Матфея было «благодарное время»: его замечали, его ценили…
– Время отца Матфея было сложное. Давайте вернемся в ту эпоху, когда записывалась пластинка «И память их в род и род», посвященная 600-летию победы на Куликовом поле.
Что это было такое – запись на пластинку – в тот советский период, когда была сильна советская власть, и перед нашей страной трепетал весь мир? Это не ради славы делалось, не ради карьеры, не ради тиража, не ради денег. И, конечно, когда отец Матфей вкладывал в это свою душу, было ощущение того, что он (я думаю, что и его певцы) ощущал себя родственником тем воинам, которые стояли за страну и за веру 600 лет назад. Они в тот период действительно – священники, регенты и певцы – были такими же воинами! Они полагали головы за то, чтобы выстояла Русь и выстояла вера. Ведь преподобный Сергий Радонежский, давая благословение на битву схимнику, может быть, отчасти (говоря сегодняшними словами) и неканонично поступал! Отцу Матфею и хору тоже было больно и страшно, это действительно была брань – брань с сатанинским в духовном отношении временем! И хор, записывая этот диск, молился и сражался: сражался за то, чтобы выстояла православная вера на Русской Земле! И главная миссия была тут в том, что они оставили потомкам свои голоса. Может быть, пройдет еще 600 лет, и кто-то будет слушать эту запись, и будет вспоминать: «Мы не стояли на месте, мы сражались, мы молились Богу о том, чтобы жило Православие!»
Сейчас другое время. Но вы знаете, когда вроде много торжества и славы в Церкви, и нам кажется, что все благополучно, я бы посоветовал и московским священникам, и регентам, и певцам побывать в разных местах. Я бываю на фестивалях православного церковного пения на Гродненщине, самой западной епархии Русской Православной Церкви, в Польше, где другая брань (с католическим миром). И там нужны эти фестивали: это не просто смотр того или иного коллектива, кто лучше или хуже споет – это голос Православия! Голос, который свидетельствует, что мы не умерли, что мы существуем. И самое главное – те ценности, которые несет Православие, – это общемировые ценности. И что Православие – это любовь! Без любви нет Православия.
И вот, в этом году как раз, закрывая фестиваль, выступая перед большой аудиторией в Польше, я сказал: «Хочу, чтобы это помнили и московские регенты, и вообще российские регенты: когда хор поет церковную музыку, он показывает молитвенную душу своего народа!»
Поэтому жизнь не упростилась, она никогда не будет простой. Важно, чтобы помнили: да, отец Матфей переживал, и мы переживаем. Важно, чтобы священники и архиереи помнили, что без пения нет Православия, нет православной службы. Если обращаться и к светской культуре (я повторюсь, может быть): «Славянская душа поет, у славян весь фольклор – певческий, а-капельный. В этом вообще суть славянской души!» Поэтому нужно об этом помнить.
– Владимир Александрович, пения нет без хористов, а состав хористов и определяет сам хор, звучание его. Но ведь современные люди – это не те люди, что были лет 30 или 40 тому назад. Они живут другими интересами, может быть, они более современные, не настолько воцерковленные. Как им привить понимание духовности, чувство богослужения?
– Вы знаете, именно в этом отношении сейчас время очень сложное, я с вами полностью согласен! Например, у человека есть вера, но нет профессиональных навыков. Другая крайность – у человека нет веры, но есть профессиональные навыки. И приходится регенту при подборе кадров идти вот этим сложным путем, тернистым. Подбирать людей… А путь Церкви – это путь «золотой середины». В идеале – чтобы и вера была у человека, и были профессиональные навыки. Тогда хор будет звучать и профессионально, и духовно. Если какая-то из этих составляющих страдает, то, конечно же, тогда будет сложно.
Расскажу, как у нас происходит набор. Вот приходит человек, и на вопросы «крещеный или нет», «исповедуешься ли», «причащаешься ли» – я обязательно задаю эти вопросы – отвечает тебе: «Крещеный, но на Исповеди еще не был…». И если человек не отрицает Божие бытие, то мы начинаем с ним работать. Дальше я смотрю, как он ведет себя: любит ли он богослужение, хочется ли ему в нем участвовать, или же он достаточно равнодушен… То есть время показывает, задерживается у нас этот человек или нет. Но у нас, милостью Божией, по молитвам настоятеля и отцов подворья, по молитвам владыки Лонгина, по молитвам отца Матфея, как-то так все вместе складывается, что Господь нас не оставляет. Сейчас на подворье вообще порядка семи хоров! Несколько детских хоров: есть хор мальчиков, есть хор воскресной школы, есть любительский хор: в свое время я обратился к настоятелю и сказал, что надо налаживать пение прихожан в храме, и он благословил, – с того времени прошло уже много лет, и любительский хор показывает неплохие результаты. Это люди, собранные из числа верующих, но как раз не имеющие профессионального музыкального образования. И мы преподаем музыкальные дисциплины – сольфеджио, постановку голоса. Они занимаются самообразованием, сами получают какие-то знания, читают книжки и т.д., задают вопросы – и звучание хора налаживается! А главное, что происходит на подворье – это то, что три дня в году (на память святителя Николая, на день Торжества Православия и на Вход Господень в Иерусалим) объединяются три хора вместе. Это профессиональный наш хор, которым я управляю, любительский и хор мальчиков. Звучит все это очень интересно.
А потом – Патриаршее богослужение, за которым мы периодически поем в Кремле. И тут так же – одна треть хора представляет собой любителей, а две трети – профессионалы. Ну, конечно, из любителей выбираются только уже воспитанные певческие кадры. И тут я стараюсь полностью идти по пути, которым шел отец Матфей (если говорить о преемственности). Так же, как у него в первых рядах стояли новички, так же и у нас в первых рядах стоят новички. А те, кто более поднаторел в пении, располагаются чуть позади. Они поют и этим своим звуковым потоком направляют звучание тех, кто стоит впереди. Так же обстоит дело и с мальчиками.
Но скорбей хватает. Как известно, душа спасается терпением скорбей, поэтому так и стараемся жить.
Регентам я так же посоветовал бы объединяться в семинары. Но чтобы это не стало какой-то говорильней, и главное, чтобы еще при этом семинары эти не приобретали какой-то полусектантский характер. Чтобы они проводились по благословению Патриарха и в лоне Церкви.
Итак, с некоторых пор я тут повторял и повторяю одну мысль, которую услышал где-то у нас на подворье: «Наше время – это время, когда мы должны иметь терпение к разным музыкальным стилям в Церкви». Тот человек, который идет по пути служения строгому музыкальному стилю, сразу выпадает из ряда.
Если взять, например, Патриаршее богослужение – там присутствуют разные стили музыки (есть партес, есть небольшие моменты вкрапления знаменного распева), разные сочетания стилей. И в этом я вижу продолжение развития традиций пения нашего русского народа.
Николай Григорьевич Денисов:
– То, что сказал Владимир Александрович, это так, но, конечно, многим регентам это трудно. А у отца Матфея это было органично.
Это отдельная тема – как он представлял себе музыкальный год. Я, к сожалению, не пел у него. Здесь должна быть, конечно, великая работа по выявлению всего, как это было построено: нужно анализировать весь этот год, как он это воплощал.
– Владимир Александрович отметил очень важную, на мой взгляд, вещь – это отношение к церковному народу, народу, который приходит в храм на богослужение. В конце концов, хор поет не сам по себе: регент должен, просто обязан чувствовать связь с народом молящимся. Здесь уже поднималась тема нюансировки, дикции, когда народ понимает то, что воспроизводит хор. И работа с народом в храме – тоже очень важный аспект.
Отец Николай, вы служите в храме Христа Спасителя – это кафедральный собор. Наверное, уже сложился за эти годы и постоянный приход там, постоянные прихожане, но тем не менее вряд ли там бывает много народа по будням… Удается вам, как диакону, найти этот контакт с народом в храме?
Часто смотришь – народ не поет в храме. В Троице-Сергиевой лавре, например, после ее открытия был создан «народный хор», это был первый хор, по сути. Отец Матфей очень много руководил народным пением в лавре, он выходил часто к народу и пел вместе с народом. И он считал, что люди в храме тоже должны иметь возможность выразить в пении молитвенные чувства. Если народ в храме не поет – это как-то сразу настораживает, чувствуется какой-то холод…
Отец Николай Филатов:
– Литургия совершается, конечно, не только молитвами священников, но и молитвами верующих. А что касается пения – «Верую» и «Отче наш» у нас, слава Богу, поют!.. Поскольку храм освящен в 2000-м году, не все так просто с этим. Потихонечку поют «Тело Христово приимите…».
Трудами отца Михаила (Рязанцева) были расставлены певчие в разных точках храма, это были учащиеся воскресной школы с их родителями, они тоже помогают петь «Тело Христово…». Иногда в своих проповедях он прямо задает вопрос о том, почему народ безмолвствует, когда, например, поют «Величание». Причем даже не отдельному святому, а Величание на двунадесятый праздник, например.
Наверное, все это когда-нибудь наладится, сложится… Да, действительно, у нас есть свой приход. В будни мы служим в нижнем храме, часто очень мало народу бывает, подчас один человек приходит… И тогда поет хор. А так, в основном, конечно, разворачиваемся лицом к народу, и иногда я прошу регента, чтобы задал соответствующий тон для пения с народом.
– Заканчивая нашу беседу памяти архимандрита Матфея (Мормыля), мне хотелось бы, чтобы каждый из присутствующих сказал еще несколько теплых слов, слов-воспоминаний, слов памяти этому нашему великому «архи-регенту»(как его назвал Г. Г. Поляченко), «апостолу церковной музыки» архимандриту Матфею.
Николай Григорьевич Денисов:
– Я счастлив, я очень горжусь, что познакомился с отцом Матфеем, и мне посчастливилось с ним дружить! Я с содроганием вспоминаю, что каждый раз, когда я ему звонил, он, будучи уже тяжелобольным, отвечал такими цитатами из священных текстов. «Отец Матфей, что у вас болит?» – «И вся внутренняя моя…». Насколько же мне помогает общение с ним и в научной деятельности, и в экспедиционной деятельности, и на работе – во время фестивалей, в качестве жюри от представителей России. Потому что тот багаж, который я получил от него, я из научных и светских кругов получить бы не мог! Вечная ему память!
Владимир Александрович Горбик:
– В разговоре с Николаем Григорьевичем я так высказался, что на подворье я как бы «в третий раз закончил консерваторию», но уже с духовной направленностью. Мне кажется, если бы не творчество отца Матфея, то не было бы и Владимира Горбика, и других, подвизающихся в этом деле. А это дело требует именно подвижнического труда других людей, регентов и певцов. Поэтому я могу только обратиться со словами молитвы уже непосредственно к почившему отцу Матфею: «Блаженнопочивший отче Матфее, моли Бога о нас!» Молюсь, чтобы его молитва к Богу укрепляла нас.
Отец Николай Филатов:
– Слава Богу, что Господь послал нашей Церкви и вообще России такого уникального регента, такого уникального человека и священника, монаха, отца, как отец Матфей! Господь дал его нам – и он действительно как солнце: он светит нам! И пускай он и остается нашим лучом по жизни, чтобы всегда, выходя к хору, мы думали: «А вдруг ты не так что-то скажешь, не так что-нибудь сделаешь?» Это будет нам очень полезным. Вечная ему память, Господь да упокоит его в Своем Небесном Царствии!
Источник Православие.ru
(127)
Комментарии (0)
Нет комментариев!
Комментариев еще нет, но вы можете быть первым.